сомнения [Тема] Страница 6

Любые Сомнения - Остановка в движении!

Он брал с собой немного еды и летом, Один, уходил по дремучему лесу, по тропинкам в этот Монастырь, а ходу туда Было верст сорок. Шел он почти Сутки, и говорил Мне, что страха у него никакого Никогда не было, и он Иногда даже спал в лесу. Придя в монастырь, шел к настоятелю, который его очень любил, сиживал у него долго, гулял вокруг монастыря с монахами, шел с ними в поле, в Церковь, на службы и, пожив так недельку, мирно и без какого-либо Сомнения шел домой; но дома тоже никому в голову не приходило о нем волноваться - ведь он ходил "на богомолье", и Ничего и быть не могло. Надо Думать, что злого хулиганья тогда еще в деревне почти не было, Жизнь шла по давно заведенному православному календарю, Все знали неписаный устав Жизни; никому и в голову не пришло бы обидеть или просто напугать мальчика, шедшего одиноко по лесу в далекий монастырь, да еще к тому же помещичьего сына.

Из-за опоздания ваши деловые Качества становятся очень сомнительными. Как вы можете гарантировать сроки поставок продукции, Если опаздываете даже на презентацию?

Начнешь с главного - развеешь Сомнения. Сначала учатся падать, Потом ходить.

Правда - это то, что ты видел, Все остальное подвергается сомнению.

Он Живёт по своим правилам, не признаёт никаких ограничений, кроме собственных. Он выглядит так, как ему нравится, а не так, как кому-то может казаться правильным. Занимается тем, что ему доставляет Удовольствие, до тех пор, Пока это происходит. Общается с теми, Кто ему интересен, игнорирует тех, кто вызывает негативные Эмоции, даже Если правильнее Было бы дружить с этим людьми. И если его кто-то привлекает, то он не тратит Время на лишние Сомнения по поводу возраста, расы или пола. Он по-настоящему свободен.

Спрошу я Тебя самого, благосклонный читатель, не были ли в твоей Жизни Часы, дни и даже целые недели, когда Все твои обыкновенные Дела и Занятия возбуждали в тебе мучительное Неудовольствие, когда все, что в другое Время представлялось важным и значительным твоему чувству и Мысли, вдруг начинало казаться пошлым и ничтожным?

То, что Человек способен многое сделать для себя, используя резервные Способности мозга, Сомнения у меня не вызывает, но вылечить другого... Не представляю, как такое возможно. Нельзя повлиять на другого Человека через Воздух.

Будучи независимой от супруга как материально, так и интеллектуально, Кристина ощущала себя в качестве Жены более чем уверенно. Она блистала в обществе своими манерами и эрудицией, позволяя мужу упиваться гордостью и за нее и за себя Рядом с ней; свободно и непринужденно общалась как с женщинами, так и с мужчинами, немало интригуя этим супруга; еле уловимыми намеками могла заставить его с неделю мучиться в подозрениях, а затем, вдруг организовав первоклассное чувственное Свидание наедине в ресторане с последующим рандеву дома, легко и эффектно снимала Все гложущие мужа Сомнения. Спустя и Год, и три, и пять после свадьбы Кристина путем ловких манипуляций за счет своей женской противоречивости умело поддерживала настоящий Пожар в отношениях с супругом, заставляя его ничуть не меньше, чем в период первых свиданий, терять голову, желать, добиваться, досадовать и ревновать.

Смех опаснее для Политика, чем Ненависть, но бывает важнее не над кем смеются, а Кто смеется. Без Сомнения, глупо когда на пряжках гитлеровских Солдат была выбита надпись "С нами Бог", но еще более глупо, когда в Конституции России упомянут Бог и в гимне России " Одна ты такая, хранимая Богом, родная Земля.". Плохо, когда в гитлеровской Германии массово уничтожают людей, а Евреи тоже самое делали с аммонитянами, вырезая их в городах от младенца до старика, а в Ссср Ежов инструктировал сотрудников: "всем приготовиться к массовым репрессиям по харбинцам, полякам, немцам...". Если в Германии и России Один Язык обязателен для всех в качестве государственного, а в Израиле принят Закон о статусе арабского языка и о еврейском характере Израильского государства, то и Украина уже не будет вызывать нареканий. К Украине не могут применяться Другие Стандарты в отношении украинцев, будто бы попирающих общепризнанные Принципы и нормы международного Права, если татары в России не могут ожидать от продавцов в магазинах ответов на татарском языке.

В тот День, когда Мне придется усомниться в тебе, я уже буду достаточно старым. В тот день, дядя, я пойму, что Бога Нет, что этот Мир и Все остальное - это Создание какого-то огромного зла, и что Добро не существует.

В этой неимоверной Зависимости друг от Друга живут Люди, и, Если бы они вполне сознали это, без Сомнения Слова, речи, жесты, Поступки и обращения их стали бы действиями разумными, бережными; действиями думающего Человека.

Я не щадил себя: мучительным сомненьям
Я сам навстречу шел, сам в душу их призвал...
Я говорил " Прости" всем светлым убежденьям,
Все Лучшие Мечты с проклятьем погребал.
Жить в мире призраков, жить грезами и снами,
Без думы плыть туда, куда несет прилив,
Беспечно ликовать с рабами и глупцами -
Нет, я был слишком горд, и честен, и правдив.

Есть выдающаяся книга «Возле монастырских стен» авторства Сергея Волкова, одного из последних выпускников старой московской духовной академии. На Мой Взгляд, Одна из лучших работ о Церкви и Троице-Сергиевой лавре периода революции. Волков знал Святителя Тихона, священномученика Илариона Троицкого, слушал Лекции Флоренского, видел закрытие Лавры в 1920-х и ее открытие после войны, учительствовал, нищенствовал. Он умер в 1960-х, так и не обзаведясь семьей и всю Жизнь проработав над дневниками и воспоминаниями, значительная Часть которых пропала. Но даже то, что сохранилось и издано в виде указанной выше Книги, поражает объемом знаний и изумительным языком, поэтичным, мягким и глубоким, которым отмечена Эпоха модерна.
Но притягательно не только это. Ему заменили семью, бытовые удобства, Друзей, круг общения книги. Это был Человек, читавший всю жизнь запоем, добывавший в самые безотрадные Годы по крупицам редкие, часто запретные книги, анализировавший их, вживавшийся в них, общавшийся с ними, как с живыми людьми. Чтение, систематизация прочитанного, Анализ текстов и идей стали для Волкова главным и основным делом Жизни.
Записи содержат несколько тысяч (!) книг, брошюр и статей с XVIII и до середины ХХ столетия. Волков вспоминал, как он возвращался к книгам в трудные Военные годы. «Я опять погрузился в Мир познания и подлинно эстетического наслаждения. И опять, как когда-то в академические годы, я увлекся всем этим. Античный мир, Средневековье и Ренессанс; Гёте, Шекспир, Достоевский и Бальзак; персидские, японские и китайские Поэты; История Китая и Египта, философские и археологические журналы, Мемуары, труды, Путешествия - Все снова ожило для меня. Я читал новые и перечитывал старые книги… Книги - вещественные сгустки мирового разума и мировой Души - вы были истинными учителями и спутниками жизни. Академия и Флоренский, символисты, мистики, мечтатели, визионеры, поэты, Музыканты - вы Радость и Цвет мира, Учителя, наставники, Друзья, любимые и Родные! Все Люди, что близко соприкасались со мною, своей добротой, участием, лаской, мудростью влиявшие на меня, все учителя, друзья, Знакомые, ученики, товарищи - вижу, помню и благодарен Вам» - так восторженно описывал он свое Отношение к книгам. «Как я желал бы знать, - писал он, - что думают, что говорят Сейчас такие люди как Ромэн Роллан, Морис Метерлинк, Кнут Гамсун, Бернард Шоу, Герберт Уэльс, Олдингтон, Фейхтвангер? Какие книги они напечатали, что сказали об этой войне и вообще о людях и жизни наших дней? И я - современник этих талантливых и глубоко уважаемых, дорогих моему уму и сердцу людей - не слышу их Голоса и их биения сердца «в такие дни». Обидно и горько. А разную болтовню Слышишь со всех сторон, и по Радио, и через газеты и журналы...»
Среди тех записей, что приходилось Видеть, есть целые разделы - Поэзия (Княжнин, Соловьев, Агнивцев, Мережсковский, Северянин, Гумилев, Пастернак, Тэффи и еще десятки имен), история искусств, Проза (сотни названий - от Олеши, Ильфа и Петрова, Белого, Антокольского, Вересаева до Моруа, Гашека, Локка), древняя история, средневековая история, новейшая история, библиография и, наконец, Философия - русская и западная, которые он знал блестяще. Он делал тщательные выписки из разных книг о тех, кого знал - Прежде всего, о Флоренском, которого боготворил. Это не считая самой разной периодики и случайных брошюр и статей. Отдельно был составлен список «книг, которые Мне хотелось бы иметь». Среди них Мандельштам, Муратов, Мариенгоф, Роллан, Ницше, Шпенглер…
Чтобы «почувствовать» то далекое, трагическое, густо насыщенное и Прекрасное Время, Надо прочесть не так много авторов. Среди них, без Сомнения, Сергей Волков.