Автор цитат: Макс Штирнер. Страница 6

Критик инстинктивно предполагает «истину», когда приступает к работе, и, веря в то, что ее можно найти, он ее ищет. Он хочет открыть истинное, и в этом видит «добро».
Предполагать - значит выставить заранее какую-нибудь Мысль или мыслить о чем-нибудь Раньше всего и, исходя из этой Мысли, мыслить Все остальное, то Есть мерить и критиковать по этой мерке. Иными словами: Мышление должно начаться чем-нибудь, что уже мыслилось. Если бы мышление начинало себя само, вместо того чтобы быть начатым, то есть если бы оно Было субъектом, самостоятельно действующей личностью, каким является хотя бы растение, то, Конечно, нельзя было бы отрицать того, что мышление должно начать с самого себя. Но именно олицетворение мышления и является причиной бесчисленного множества ошибок. В системе Гегеля всегда говорится так, как будто мышление, или «мыслящий Дух», мыслит и действует, но это Признание личности за мышлением, мышление как призрак. Критический Либерализм, со своей стороны, вам скажет: « Критика» делает то-то и то-то, или « Самосознание» находит то-то и то-то. Но если мышление считается лично действующим, то мышление должно быть предпосланным; если критика считается таковой, то мысль должна ей предшествовать. Мышление и критика могут быть деятельны только из себя самих, они должны быть сами предпосылкой своей деятельности, так как не могут быть деятельны, не существуя. Но мышление как нечто предпосланное, - навязчивая идея, догмат: мышление и критика могут исходить, значит, только из догмата, то есть из мысли, навязчивой Идеи, предпосылки.

Но я различаю критику, служащую чему-нибудь, от собственной, или эгоистической. Если я критикую, имея предпосылкой какое-нибудь Высшее Существо, то моя Критика служит ему и ведется ради него; если я одержим, например, верой в «свободное Государство», то я критикую Все относящееся к нему именно с этой точки зрения, - годится ли это такому государству, или я люблю это государство; если я критикую как верующий, то все распадается для меня на божественное и дьявольское, и вся Природа представляется в моей критике в двух ликах, Бога и дьявола, Люди же - как Верующие и неверующие; если же я критикую, веря в Человека как в «истинную Сущность», то все распадается на человека и не-человека, и т. д. Критика была до сих пор делом Любви: мы всегда производили ее из любви к какой-нибудь сущности. Всякая критика, служащая чему-нибудь, - продукт любви, Одержимость, и Она поступает поэтому, следуя Новому завету:
«Все испытывайте, хорошего держитесь». « Хорошее» - вот пробный Камень, критерий. Добро, возвращающееся под тысячью именами и видами, остается всегда предпосылкой, остается догматически твердым пунктом для этой критики, остается навязчивой идеей.

Мышление, Конечно, не прекратится, так же как и чувствование. Но Власть мыслей и идей, Господство теорий и принципов, главенство духа, одним словом, Иерархия будет продолжаться до тех пор, Пока будут господствовать попы, то Есть теологи, Философы, государственные мужи, филистеры, либералы, наставники, слуги, Родители, Дети, Супруги, Прудоны, Жорж Санды, Блюнчли и т. д., и т. д.; иерархия будет существовать до тех пор, пока будут верить в Принципы, мыслить о них или даже их критиковать, ибо даже самая непримиримая Критика, которая хоронит Все обычные принципы в конце концов тоже верит в принцип как таковой. Критикует всякий, но критерии различны. Поэтому гонятся за «истинным» критерием. Этот истинный критерий - первая предпосылка. Он - Создание не критика, а догматика. Мало того, обычно его берут из культуры данного времени, например, « Свобода», « Человечность» и т. д. Не Критик «открыл Человека», а « Человек», был установлен догматиком как Истина; критик же, который, впрочем, может быть одновременно и догматиком, верит в эту истину, в этот догмат. В этой вере, одержимый этой верой, он и критикует. Тайна критики - какая-нибудь «истина»: вот Секрет ее Силы.

Ни одно Дело, ни Один так называемый высший Интерес человечества, ни одно « Святое дело» не стоит того, чтобы ты служил ему и ради него занимался им; Ценность его ты можешь искать только в одном: стоит ли оно того, чтобы ты отдался ему ради себя. Будьте, как Дети - призывает библейское изречение. Но дети не имеют никаких святых интересов, они Ничего не знают о «добром деле». Зато они отлично знают, к чему они склонны, и обдумывают всеми силами, как добиться своего.

Рядом с мирскими благами должны быть обесценены и Все священные блага.
Истины - не что иное, как Фразы, способы выражения, Слова (логос); поставленные во взаимоотношение, в строй, они образуют логику, науку, философию.
Для мышления и речи Мне нужны истины и слова, как для еды Пища; без них я не могу ни Думать, ни Говорить. Истины - это Мысли Человека, выраженные в словах, а потому существующие так же, как и Другие реальности, хотя они существуют только для духа или для мышления. Это - продукты человека и человеческие создания, и Если их выдают за божественные Откровения, то все-таки остается их свойство чуждости для меня: даже будучи моими собственными созданиями, они уже чужды мне после акта их создания.
Христианин - это такой Человек, который верит в мысли, верит в державность мыслей и хочет сделать властителями всего так называемые Принципы. Иной человек исследует мысли и ни одну из них не выбирает без критики своего повелителя, но он похож на собаку, которая обнюхивает людей, чтобы найти «своего господина»; он всегда выискивает господствующую Мысль. Христианин может бесконечно многое переиначивать, может сколько угодно бунтовать, разрушать Понятия, господствующие столетиями, - все же он будет стремиться вновь и вновь к какому-нибудь новому «принципу» или новому господину, вновь воздвигать высшую или более «глубокую» истину, создавать новый Культ, будет постоянно провозглашать какой-нибудь Дух господином по предназначению, будет ставить какой-нибудь Закон над всеми.
Если существует хотя бы Одна Истина, которой человек должен был бы посвятить всю свою Жизнь и свои Силы, потому что он человек, то он подчинен какому-нибудь правилу, господству, закону и т. д., он - слуга. Такого рода истины, например, - человек, Человечество, Свобода и т. д.

Христианство отняло у земного только его непреодолимость, сделало нас независимыми от него. Точно таким же образом я возвышаюсь над истинами и их властью: я - сверхчувственен и сверхистинен. Истины так же низменны и безразличны для меня, как Вещи: они меня не одухотворяют, не вдохновляют. Никакая Истина, никакое Право, никакая Свобода и т. д. не может иметь независимое от меня Существование, не может меня покорить. Это - Все Слова, только слова, как и для христианина все земное - только « Суета». В словах и истинах (каждое Слово - истина; Гегель утверждает, что нельзя сказать лжи) Нет спасения для меня, как и для христианина в земном и суетном. Как богатства мира сего не могут сделать меня счастливым, так же и истины. Искусителем является теперь не Сатана, а Дух, и он соблазняет нас не благами мира сего, а мыслями, «блеском идей».

Если Мышление - не мое мышление, то оно - только развертывание клубка Мысли, Рабство или Работа «слуги Слова». В моем мышлении не Мысль составляет Начало, а потому я - Цель его, и весь Процесс его - только процесс моего самонаслаждения; для абсолютного или свободного мышления, напротив, самое мышление - начало, и оно мучительно старается установить это начало как самую крайнюю «абстракцию» (например, как Бытие). Именно эта Абстракция, или эта мысль, и составляет начало, а затем Надо только тянуть нить, Пока не развернется весь клубок.
Абсолютное мышление - Дело человеческого духа, а он - святой Дух. Поэтому такое мышление - дело попов, одни они «понимают» это дело, «понимают высшие Интересы человечества», интересы «духа».

... Только как Человек - имею Мысли; как я - я вне мыслей. Кто не может освободиться от мыслей, тот - только человек, раб языка, этого продукта людей, этого клада человеческих мыслей.

Мышление, а, как уже сказано, Вера - то же мышление, как и мышление - та же вера, желали одарить свободой; мыслящие, то Есть как Верующие, так и разумные, должны стать свободными, для других же людей Свобода была невозможна. Но свобода мыслящих - «свобода детей Божьих» и в то же Время самая бессердечная Иерархия или господства Мысли, ибо я покоряюсь мысли. Если мысли свободны, то я - их раб, я не имею власти над ними и подчиняюсь им. Я же хочу пользоваться мыслями, хочу быть полон мыслей, но в то же время хочу быть без мыслей и вместо свободы мысли хочу стать свободным от мыслей.

Если бы Иерархия не проникла так глубоко в Сердце Человека, мешая смело преследовать свободные, то Есть быть может, неугодные Богу Мысли, то Надо Было бы свободу мыслей считать таким же пустым словом, как, например, свободу «пищеварения».
По убеждению людей, принадлежащих к какому-нибудь цеху, Мысль Мне дана; по мнению же людей свободомыслящих, я ищу мысли. Для первых Истина уже найдена и существует, и мне нужно только принять ее, как милость подателя; для вторых же истину следует искать, и Она - моя лежащая в будущем Цель, к которой я должен стремиться.
В обоих случаях истина (истинная мысль) находится вне меня, и я стараюсь ею овладеть благодаря дару (милости) или приобретению (собственным заслугам). Итак: 1) истина - привилегия; 2) Нет, Путь к ней открыт для всех, и ни Библия, ни Святой Отец, ни Церковь или Кто бы Там ни был не обладают ею; но обладания ею можно достигнуть спекулятивным путем.
Оба Эти типа людей не обладают истиной как собственностью: они имеют ее или в виде лена (ибо «святой отец», например, не единственный: единственный - это такой-то Сикст, Климент и т. д., но как Сикст, Климент и т. д. он не обладает истиной, а обладает ею только как «святой отец», то есть как Дух), или в виде идеала. Как лен она существует для весьма немногих (привилегированных), как Идеал - для всех (патентованных).

Тогда только Мысль становится моей собственностью, когда я не боюсь подвергнуть ее в каждый Момент смертельной опасности, когда потерю ее не буду считать потерей для себя и не буду бояться потерять себя. Моей собственной мысль становится только тогда, когда я могу ее поработить себе, но Никогда не наоборот, когда Она не может довести меня до фанатизма, сделать меня орудием своего осуществления. Итак, Свобода Мысли существует тогда, когда я могу иметь всевозможные мысли; но собственностью мысли сделаются только тогда, когда они не могут стать господами Надо мной. В эпоху свободы мысли господствуют мысли ( Идеи); но Если я обращаю их в свою Собственность, то они становятся моими созданиями.

Члены цеха, или привилегированные, не терпят никакой свободы мышления, то Есть никаких мыслей, которые не исходили бы от «дающего Все блага», как бы ни назывался он - Богом, папой, церковью или иначе. Если кто-либо имеет незаконные Мысли, то он должен поведать их своему исповеднику и до тех пор подвергаться назначенным исповедником бичеваниям, Пока рабская плеть не сделается невыносимой для свободных мыслей. Так же и другим способом заботится цеховой Дух о том, чтобы свободные мысли вовсе не возникали; Прежде всего - мудрым воспитанием. Кому в должной мере вбиты в голову Принципы морали, тому уже Никогда не освободиться от моральных мыслей, и разбой, лжеприсяга, Обман и т. д. станут для него навязчивыми идеями, от которых его не убережет никакая Свобода мыслей. Его мысли пришли к нему «свыше», и на этой почве он стоит твердо.

Фейербах упрекает Гегеля в том, что он злоупотребляет словами, понимая под некоторыми выражениями иное, чем понимают обычно, и Все же сам Фейербах делает ту же ошибку, придавая «чувственному» такой широкий Смысл, в каком это Понятие обычно не употребляется.
Хорошо уже, Конечно, то, что Фейербах отстаивает Чувственность, но он облекает Материализм своей «новой философии» в такие формы, которые до сих пор были собственностью идеализма, «абсолютной философии». Как Люди не хотят слышать, что можно Жить одним только «духовным», без хлеба, так же мало поверят они тому, что достаточно быть чувственным существом, чтобы уже тем самым быть всем, то Есть духовным, мыслящим и т. д.

... Он остается в тисках абстракции ибо « Бытие» - Абстракция, как и самое «я». Только я - не простая абстракция, я - Все и во всем, следовательно, я - сам абстракция, или Ничто; я - все и ничто; я - не только простая идея; я в то же Время полон идей, я - Мир идей. Гегель осуждает собственное, мое, - « Мнение». «Абсолютное Мышление» - такое мышление, которое забывает, что оно мое мышление, что я мыслю и что оно существует только благодаря Мне. Но, как «я», я вновь поглощаю мое собственное, становлюсь его господином; оно, только мое мнение, которое я могу в каждое Мгновение изменить, то Есть уничтожить, вновь воспринять в себя и поглотить. Фейербах хочет победить «абсолютное мышление» Гегеля своим непреодолимым бытием. Но бытие я так же преодолел в себе, как и мышление. Это - мое «я есмь», как и то мое «я мыслю».