Книга: Степной волк. Страница 5

Кто требует вместо пиликанья - музыки, вместо удовольствия - радости, вместо баловства - настоящей Страсти, для того этот славный наш Мир - не Родина...

- Животные большей частью бывают грустные, - продолжала Она. - И когда Человек очень грустен, грустен не потому, что у него болят Зубы или он потерял Деньги, а потому, что он вдруг чувствует, каково Все, какова вся Жизнь, и Грусть его настоящая, - тогда он всегда немножко похож на животное, тогда он выглядит Грустно, но в нем Больше настоящего и красивого, чем обычно.

Я думал: так же, как я Сей Час одеваюсь и выхожу, иду к профессору и обмениваюсь с ним более или менее лживыми учтивостями, по существу всего этого не желая, точно так поступает, Живёт и действует Большинство людей изо дня в День, час за часом, они вынужденно, по существу этого не желая, наносят визиты, ведут беседы, отсиживают служебные Часы, всегда поневоле, машинально, нехотя, Всё это с таким же успехом могло бы делаться машинами или вообще не делаться; и вся эта нескончаемая механика мешает им критически - как я - отнестись к собственной Жизни, Увидеть и почувствовать её Глупость и мелкость, её мерзко ухмыляющуюся сомнительность, её безнадёжную тоску и скуку. О, и они правы, Люди, бесконечно правы, что так живут, что играют в свои Игры и носятся со своими ценностями, вместо того чтобы сопротивляться этой унылой механике и с отчаяньем глядеть в пустоту, как я, свихнувшийся Человек. <...> Но я-то, я, зайдя так Далеко и стоя на краю жизни, где Она проваливается в бездонную темень, я поступаю несправедливо и лгу, когда притворяюсь перед собой и перед другими, будто эта механика продолжается и для меня, будто я тоже принадлежу ещё к этому милому ребяческому миру вечной игры!

Ничего не Было жаль, что прошло. Было жаль моего сегодня, всех этих бесчисленных часов, которые я только потерял, которые только вытерпел, которые не принесли Мне ни подарков, ни потрясений.

Я долго не выдерживаю ни в театре, ни в Кино, не способен читать газеты, редко читаю современные Книги, я не понимаю, какой радости ищут Люди на переполненных железных дорогах, в переполненных отелях, в Кафе, оглашаемых душной, назойливой музыкой, в барах и варьете элегантных роскошных городов, на всемирных выставках, на праздничных гуляньях, на лекциях для любознательных, на стадионах - всех этих радостей, которые могли бы ведь быть Мне доступны и за которые тысячи других бьются, я не понимаю, не разделяю. А то, что в редкие мои Часы радости бывает со мной, то, что для меня - Блаженство, Событие, Экстаз, воспарение, - это Мир признает, ищет и любит разве что в поэзии, в Жизни это кажется ему сумасшедшим, и в самом деле, Если мир прав, если правы эта Музыка в кафе, Эти массовые Развлечения, эти американизированные, довольные столь малым люди, значит, не прав я, значит, я - сумасшедший, значит, я и Есть тот самый степной волк, кем я себя не раз называл, Зверь, который забрел в чужой непонятный мир и не находит себе ни родины, ни пищи, ни воздуха...

Теперь ты отбросил Очки твоей личности, так взгляни же разок в Настоящее Зеркало! Это доставит тебе Удовольствие.

Что Было нормально Вчера, сегодня уже ненормально.

Тут во Мне загорается дикое Желание сильных чувств, сногсшибательных ощущений, бешеная Злость на эту тусклую, мелкую, нормированную и стерилизованную Жизнь, неистовая потребность разнести что нибудь на куски, Магазин, например, собор или себя самого, совершить какую нибудь лихую Глупость, сорвать парики с каких нибудь почтенных идолов, снабдить каких нибудь взбунтовавшихся школьников вожделенными билетами до Гамбурга, растлить девочку или свернуть шею нескольким представителям мещанского образа Жизни. Ведь именно это я ненавидел и проклинал непримиримей, чем прочее, - это довольство, это Здоровье, это прекраснодушие, этот благоухоженный Оптимизм мещанина, это Процветание всего посредственного, нормального, среднего.

- Отлично, господин Пабло. Но, кроме чувственной, Есть еще и духовная Музыка. Кроме той музыки, которую играют в данный Момент, есть еще и бессмертная музыка, которая продолжает Жить, даже Если ее и не играют в данный момент. Можно лежать в одиночестве у себя в постели и мысленно повторять какую-нибудь мелодию из «Волшебной флейты» или из «Страстей по Матфею», и тогда музыка состоится без всякого прикосновенья к флейте или скрипке.
- Конечно, господин Галлер. И «Томление», и «Валенсию» тоже каждую Ночь молча воспроизводит множество одиноких мечтателей. Самая бедная машинисточка вспоминает у себя в конторе Последний уанстеп и отстукивает на своих клавишах его Такт. Вы правы, пускай у всех этих одиноких людей будет своя немая музыка, «Томление» ли, «Волшебная флейта» или «Валенсия»! Но откуда же берут Эти Люди свою одинокую, немую музыку? Они получают ее у нас, у музыкантов, сначала ее нужно сыграть и услышать, сначала Она должна войти в Кровь, а Потом уже можно Думать и мечтать о ней дома, в своей каморке.

- Видите ли, по-моему, во Все не стоит Говорить о музыке. Я Никогда не говорю о музыке. Да и что мог бы я вам ответить на ваши очень Умные и верные Слова? Ведь вы же были совершенно правы во всем, что вы говорили. Но, видите ли, я музыкант, а не ученый, и я не думаю, что в музыке Правота чего-то стоит. Ведь в музыке важно не то, что ты прав, что у Тебя Есть Вкус, и Образование, и все такое прочее.
- Ну да. Но что же важно?
- Важно играть, господин Галлер, играть как можно Лучше, как можно Больше и как можно сильнее! Вот в чем штука, мосье. Если я держу в голове все произведения Баха и Гайдна и могу сказать о них самые умные Вещи, то от этого Нет еще никому никакой пользы. А если я возьму свою трубу и сыграю модное шимми, то это шимми, Хорошее ли, Плохое ли, все равно доставит людям Радость, ударит им в Ноги и в Кровь. Только это и важно. Взгляните как-нибудь на балу на Лица в тот Момент, когда после долгого перерыва опять раздается Музыка, - как тут сверкают Глаза, вздрагивают ноги, начинают смеяться лица! Вот для чего и играешь.

Маленький мальчик - вот Кто ты. И точно так же, как ты ленился учиться танцевать, Пока чуть не упустил Время, ты ленился учиться Любить. О, любить идеально, трагически - это ты, друг Мой, умеешь, Конечно, как нельзя Лучше, не сомневаюсь, что да, то да! Теперь ты научишься любить еще и обыкновенно, по-человечески.

... Я потому тебе нравлюсь, и важна для Тебя, что я для тебя как бы Зеркало, что во Мне Есть что-то такое, что отвечает тебе и тебя понимает? Вообще-то всем людям Надо бы быть друг для Друга такими зеркалами, надо бы так отвечать, так соответствовать друг другу, но такие чудаки, как ты, - Редкость и легко сбиваются на другое: они, как околдованные, Ничего не могут Увидеть и прочесть в чужих глазах, им ни до чего Нет Дела. И когда такой Чудак вдруг все-таки находит Лицо, которое на него действительно глядит и в котором он чует что-то похожее на Ответ и Родство, ну, тогда он, Конечно, радуется.

Людей типа Гарри на свете довольно много, к этому типу принадлежат, в частности, Многие художники. Все Эти Люди заключают в себе две Души, два Существа, божественное Начало и дьявольское, материнская и отцовская Кровь, способность к счастью и способность к страданию смешались и перемешались в них так же враждебно и беспорядочно, как Человек и волк в Гарри. И эти люди, чья Жизнь весьма беспокойна, ощущают порой, в свои редкие мгновения счастья, такую силу, такую невыразимую Красоту, пена мгновенного счастья вздымается порой настолько высоко и ослепительно над морем страданья, что лучи от этой короткой вспышки счастья доходят и до других и их околдовывают.

Прекрасная вещь - довольство, безболезненность, Эти сносные, смирные дни, когда ни Боль, ни Радость не осмеливаются вскрикнуть, когда они говорят шепотом и ходят на цыпочках. Но со мной, к сожалению, Дело обстоит так, что именно этого довольства я не выношу, оно быстро осточертевает Мне, и я в отчаянии устремляюсь в Другие температурные пояса, по Возможности путем радостей, а на худой Конец и с помощью болей.