губы [Тема] Страница 4

Особенно когда с работы,
идя, войдёшь в какой-то сквер,
идёшь и забываешь, что ты
очкарик, физик, инженер,
что Жизнь скучна, а не кошмарна,
что полусвет отнюдь не мрак,
и начинаешь из Верхарна
Эмиля что-то просто так
о льдах, о холоде - губами
едва заметно шевеля,
с его заветными словами
своё мешая тра-ля-ля.
... Но это тра-ля-ля, дружище,
порой, как Губы ни криви,
дороже Жизни, смерти чище,
важнее веры и Любви.

Если сложно дышать - закройте Глаза. Вспомните Запах теплого хлеба. Почувствуйте на губах Вкус сливочного сыра. Он как поцелуй с любимым человеком. Особенный. Чужие Губы пахнут неловкостью и ошибками. Родные - осмысленным наслаждением, тихой радостью, что Есть кому вдохнуть в Тебя Кислород, наполнить тебя жизнью.

- Не Все Парни придурки, - сказала Она. - В действительности Большинство парней явно не придурки, - она поджала Губы, раздумывая. - Конечно же, Есть парни где-то посередине, которые не считают, что они придурки. Но просто Общество не смогло объяснить им, что делает Человека придурком.

- Разомкни Губы, и я Тебя поцелую, а Если Нет, то уйду, - я почувствовала Стыд, потому что собиралась открыть свой бессовестный Рот.

Его Улыбка была идеальным примером светской Условности: Губы растянулись ровно настолько, чтобы обнажить ровный ряд блоснежных зубов.

Лариса вдруг вспомнила, как хлестала Разумовского словами своей Любви. Разве такими словами говорят об этом? Она будто стояла на пьедестале своих чувств, несгибаемая и недосягаемая, а Андрей оставался где-то внизу, где бродят жалкие, непонимающие, недостойные её людишки. А Надо Было встать Рядом с ним и Смотреть на него, понимая и признавая его Власть над ней, во Имя той самой любви, что раздирает ей сердце.
"У меня пересыхают Губы от одной лишь Мысли о тебе..."

Сердца даны нам, чтоб Любить, уста - чтоб Целоваться.

Одна Любовь не знает смерти, нет:
Неведом ей зимы мертвящий свет.
Моя к тебе вовеки не пройдет,
Хоть Губы могут дрогнуть от невзгод.

Мы собираем друг Друга по кусочкам. Мы Губы, и Руки, и Ноги, и тела - переплетенные. Он поднимается Надо мной, и мы забываем Слова, а Потом мы соединяемся и двигаемся молча. Мы - одно целое, и я знаю Все Секреты Вселенной.

Губы раскрыв, я мешаюсь с толпой,
Пусто в ее Сердце - ни печали, ни зла?
Голова моя - ком земли (здесь что-то не то?).
Вот Сейчас подпою: ла-ла-ла.
Намокший порох одинокого «я»,
Дела наших предков и торговые дела
Растворяются в мокрых огнях фонаря.
В эту Ночь я спою: ла-ла-ла.

Джанни фантастически быстро лепил. Все, что стояло у него во дворе - баловство. У него всегда Было с десяток заказов плюс Всё, что он лепил для себя. Экстаз святой Катерины, к примеру. Он играл с материалами - Дерево, бронза, мрамор, гранит. Он заставлял Металл выглядеть как Камень, камень, как дерево, дерево превращал в бронзу, но так тоже - баловался. Он всегда лепил в полный рост.
Святая Катерина у него кружилась. Церковь всегда ставит своих святых статично, а у него мрамор её робы расплескивался, разлетался вечерним платьем - роскошью тканей. Из-под убора у святой Катерины выбивались кудри и вились по щекам, по губам приоткрытым, идеальной формы губам, обвивали Слезы - мраморные, но столь настоящие, что ты верил - они прозрачны, солены и горячи. Слезы мокрили ей Губы, Глаза были закрыты, веки легки - как Крылья летучей Мыши. Как крылья летучей мышки - трепетны, ты верил - вздрагивают веки у святой Катерины в экстазе. И вся Фигура из тяжелого мрамора была невесома - вот-вот взлетит. Затанцует по воздуху.
Джанни лепил Катерину со Штази. Но столь великолепной я видел Штази лишь раз - в Италии на скале. Штази в тяжелом халате после вечернего заплыва с полотенцем на волосах, Штази Шампанское ударило в Сердце, нам по шестнадцать, Сумерки липли к нам фиолетовой сахарной ватой. Штази, зацелованная, летняя, кружилась под песни Герберта - в боли, ярости, Счастье. В боли от ужаса осознания, что, возможно, Она Никогда не потянет Больше такую Открытость, ей никогда не будет так Хорошо. В ярости, что Детство уходит, что мы с Гербертом соревновались за прозрачную девочку, но теперь она не поспевает за нами. И ей уже никогда не поспеть. В ярости, боли, что это последние лучи солнца, когда она для нас - центр. В счастье - а как без счастья на скалах Италии, когда ты вызываешь легкое Опьянение у господа и наисветлейшего из воинов его? Как без счастья?

За секунду до того, как наши Губы соприкоснулись бы в первом поцелуе, Алексис прошептал:
- Желание номер три: не делай этого.

Одиночество - Привычное для меня Состояние, но Любить его невозможно. Если тебе дан Разум, гортань, Язык и Речь, если тебе даны брови, чтоб нахмуриться, и Губы, которые можно раздвинуть в улыбке, - ты должен идти к себе подобным, разговаривать с ними, смеяться, кричать, обонять Запахи, трогать. Человеки, Эти удивительные…

- Это не яд. - Она наклонилась и крепко поцеловала его в Губы. - А Если яд, то мы умрем Вместе.