сын [Тема] Страница 11

В ту пору,
Когда, наливаясь, крепнут
Корни белой редьки в деревне,
Родился -
И умер Мой Сын.

Пока мы перетягивали каналы с чакрой, я смог разглядеть глубины твоего сердца. Похоже, Мой Сын здорово Тебя заговорил и научил уму-разуму. Думаю, у него это от мамы.

Не то, впрочем, родителей смущало, что у них Сын Дурак, - дурак, да ежели ко двору, Лучше и желать не Надо, - а то, что он дурак особенный, за которого, того гляди, перед начальством ответить придется.

Когда умер Бальдр, любимый Сын Одина, плакали не только Люди - плакал Огонь и железо, и всякий Металл. Плакали Камни, плакала Земля... Прощай, странница. Прощай, мое Сердце. Прощай, Пока что...

Ой, старший-то Мой, Альбертик, что ведь отмочил, что он отмочил, не знаешь, а... Темнота... Ооой... Женился он.

Я слушаю современный Рок только потому, что Мой тринадцатилетний Сын включает его на всю квартиру.

- Знаешь, что твой дед сказал Мне в День, когда ты родился? " - Ты теперь стал отцом, господин Федун". Сказал "-*****".
Ты смеешься? Смеешься...
- Ты жалеешь, папа?
- Жалею. Еще как жалею.
Слушай, ты всю Ночь храпел. А Ребенок должен быть милым. Милым! Но, посмотри на себя...
Лучше бы вместо Тебя у меня была маленькая дочка. Сейчас бы давно уже встала, сделала бы Завтрак и Чай. "Папочка, папочка", сказав, взяла бы меня за щеки и разбудила бы.
Смеешься, да? Смейся... над нашей плачевной ситуаций.

- Ты Сейчас волнуешься за меня, или ругаешь меня?
- Иногда одно, иногда другое делаю... Послушай меня. Кто ты? Ты Мой Сын! Я сделаю Все что захочу тебе.
- Хорошо, папа, делай. Делай.
- Ты расстроился?
- Нет, нет не расстроился это не стоит того, чтобы расстраиваться.
- Конечно же, не будешь расстраиваться. Ты уже стал бессмертным.. Ловишь Пули ты. Пьешь колу на голодный Желудок ты. Убегать и входить в Дом, как Вор, тоже твое Дело.
- Сидим пять минут и дом превращается вместо бойни.
- Ничего себе! То Есть ты Жертва, а я жестокий, так?! Сынок, послушай-ка. Я тебе сказал не Делать, ты сделал.
у других очевидно чем будет заниматься их сын через пять лет. А наш неизвестно, что будет делать через пять минут.
У меня Один единственный Ребенок. Один сын. Ты Мне остался в Память от матери. Как я могу не расстраиваться?..
Знаешь, у меня Было три одноклассника. И все они заболели Альцгеймером. Как же мне им не завидовать? У них Мысли спокойные. Чудесно. А я каждую Ночь просыпаюсь в страхе, что с тобой что-то случится...
Простатит с одной стороны, ты с другой. Я за ночь просыпаюсь раз сорок.

- Ты Больше не Мой Сын, потому что ты выбрал хлам!
- Я выбрал семью, в Отличие от Тебя.

Ратлтрап - выходец из того же многочисленного народа, что и Кардел с Боушем, и он тоже возмещает свою низкорослость механическими приспособлениями и хитростью ума. Сын сына часовщика, Ратлтрап много лет учился ремеслу отца - до тех пор, Пока Война не сошла с гор и не унесла из равнинных поселений мирные Профессии. «Теперь твоё Ремесло - война», - сказал ему умирающий Отец, пока Деревня их прадедов дымилась, обугленная и сожжённая. Плох тот ремесленник, что винит свои инструменты, и Ратлтрап Никогда не искал отговорок. Похоронив отца в руинах деревни, он устремился превратить себя в величайшее орудие войны всех миров и времён. Он поклялся, что его Больше никогда не застанут врасплох - и соорудил, используя свои Знания, механические доспехи, в сравнении с которыми снаряжение иноземцев Было подобно консервным банкам. Теперь Ратлтрап не расстаётся со своими устройствами - некрупный, но смертоносный Воин, достигший невероятных вершин в искусстве засад и разрушений. Он промышляет смертью, быстро прекращает Жизнь неподготовленных противников с помощью своих творений и несёт знамя нового Слова в военном ремесле. Который Час? Час часовщика!

- Это Всё Плохо кончится. Помяни моё Слово.
- Нет.
- Вот увидишь! А Если Однажды они вернутся Раньше и застанут Мать и Друга сына вдвоем на диване?!
- На каком диване? Где Там Диван? Про диван он не писал. Это ты вообразила их на диване.
- Неважно. Рафа его просто убьет.
- Отец или Сын?
- Оба!

Дело не в том, что ты не говоришь, ты даже не пытаешься! Я знаю, как сильно ты пострадал и как тебе Было страшно, но я тоже пережила нечто ужасное, нечто мрачное и мерзкое. И Поверь, я хотела только одного - залезть в яму и умереть. И до сих пор Иногда хочу. Но я этого не сделала и не делаю, потому что у меня Есть муж и Сын, которым я нужна. Я боролась за нас! А теперь Мне нужен ты. Ты нужен Джемми. Я проявляла Терпение, но мне нужно знать, я должна знать, что ты не потерян Навсегда. Ты вернешься? Ты будешь бороться за нас?..

- Сынок, не слышал, как ты пришёл!
- Привет, папа. Как поработал сегодня? Было ужасно. Целое племя старых мегер не хочет, чтобы мы сносили чёртов отель. И Всё потому что Там Гленн Миллер как-то останавливался! Прямо как в Канзасе. Помнишь сраный Канзас?
- Что-то с пшеницей было, да?
- Ну, да. "Сохраним Общество мемориальных дубов". Показал я этим кретинам!
- Да, прицепил их к стволу - тридцать фейерверков. Обвинения... вскоре сняли.
- Чёрт, папа! Забыл представить свою девушку.
- Вероника, это Мой папа. Папа - Вероника.
- Привет.
- Сынок, пригласи свою подружку пообедать с нами.
- Я не могу, мама готовит моё любимое блюдо сегодня. Спагетти с орегано.
- Как Мило. А я Последний раз видел мою маму, когда Она махала Мне ручкой из окна библиотеки в Техасе, так папа?
- Да, Сын.
- Ладно...

На глазах у Курочкина санитары скрутили ошалевшего после гробового репортажа Кубинца, который бегал по отделению с криками: « Бунт! Да здравствует мировая Революция! Гробы и гильотина - это наш Символ!». Кубинца обрядили в смирительную рубашку, и тётя Глаша вкатила ему двойную порцию магнезии в обе ягодицы, так, что его метафорическое Выражение « Жизнь дала трещину в районе ж…» приняло вполне ощутительный хлёсткий Вид. Но и тогда самопровозглашённый брат Фиделя, пылкая Душа, корчась на полу от боли, продолжал выкрикивать революционные лозунги вперемежку с бредом. «Ура! - вопил он. - В блицкриг играют только Немцы! Кубинец покажет вашим буржуйским мордам кошачий глаз диктатуры пролетариата. Я русский выучил только за то, что им разговаривал Ленин. Всех перевешаю на фонарных столбах, в натуре…»
Вскоре Кубинец затих. Поняв, очевидно, что в своём «треснутом» положении он едва ли сможет показать кому-нибудь кошачий глаз диктатуры пролетариата, Кубинец стиснул Зубы и, свернувшись калачиком, замолчал.
Один из больных, Бывший растяпинский педагог Бодрейко, помешавшийся, подобно Курочкину, на религиозно-алкогольной почве, улучил Момент, для того чтобы незаметно для санитаров подойти к Ивану Мефодьевичу и шепнуть ему о том, что с улицы через Окно туалета его вызывает какой-то бородатый друг Дымов. Курочкин пулей шмыгнул в Туалет, мало заботясь о том, что сие интимное заведение в психбольницах просматривается со стороны отделения через специальное откидное окно. Схватившись за решетку, Иван заглянул вниз, во дворик, и увидел возбуждённого алкоголем Димку Дымова, сердечного Друга, который потрясал перед собою початой бутылкой портвейна.
- Приветствую Тебя, душа Курочкин! - прогремел рыжебородый великан, в приветственном жесте выбрасывая вверх руку с портвейном. - Пью твое Здоровье, дружище! Долго ли собираешься торчать в этих зловонных пенатах? Скотина твой Замыслов! Не даёт тебя навещать. Дрянь! Канцелярщина! Рентген хренов! Души не видит, собачий Сын! Бюрократы завладели душами гениальных художников. Ваня! - ещё пуще заорал Дымов. - Знаешь ли ты, что творится на улицах нашего благословенного городка? Бунт, революция, праздник непослушания! И возглавляет Всё это какой-то сумасшедший монах. Привел только что толпу фанатиков к Успенскому храму и требует церковного начальства. Говорит, что начался Конец света в Растяпине.
Дымов глотнул из бутылки и, точно безумный, расхохотался.
- А, впрочем, да здравствует конец света! Хочу анархии! Надоела глумливая Власть денег и чинуш! Ломай решётку, друг, прыгай! Я тебя подхвачу, и понесёмся в вихре всеобщего сумасшествия.
(из романа Трещинка)