Книга: Счастливая смерть

Начиная с того дня, когда он чихнул на площади перед виллой Загрея, и вплоть до нынешнего часа, его Тело верой и правдой служило посредником между ним самим и миром. Но в то же Время продолжало собственное Существование, не зависимое от воплощенного в нем Человека. И Все Эти Годы в нем длился медленный, незримый Процесс распада. Теперь оно завершало свой Путь и Было готово расстаться с хозяином, вернув его миру. Дрожь, внезапно сотрясшая Патриса, была лишним подтверждением их давнего и обоюдного согласия, которое даровало им обоим столько радостей. Будь иначе, Мерсо не воспринял бы эту дрожь с чувством отрады. Не хитря и не малодушничая, он добился того, чего хотел: в ясном сознании остался наедине со своим телом и теперь мог заглянуть в Лицо смерти широко раскрытыми глазами. Суть в том, чтобы вести себя по-мужски, ведь оба они были настоящими мужчинами. И Больше Ничего вокруг - ни Любви, ни показных жестов, - только бескрайняя Пустыня одиночества и счастья, среди которой Мерсо разыгрывал свои последние Карты.

Правда, счастливым он был недолго. Но разве Дело во времени? Оно может только служить препятствием на пути к счастью, а в остальном его можно и не принимать в Расчет. Мерсо одолел эту преграду, а уж сколько Там сумело прожить порожденное им Новое и счастливое Существо - два Года или два десятка лет - это значения не имеет. Счастье состояло в том, что он дал Жизнь этому существу.

И общими были накопившиеся в нем Слезы с привкусом Жизни и смерти.

Еще недавно он смотрел на Смерть с животным ужасом, а теперь понял, что бояться ее - значит бояться самой Жизни. Страх смерти можно оправдать только безграничной привязанностью ко всему, что Есть живого в человеке. Кто не решался действовать, чтобы вознести свою Жизнь на новую высоту, кто малодушно упивался собственной немощью, те не могут не бояться смерти, памятуя о том приговоре, который Она выносит их прошедшей впустую жизни. Такие Никогда не жили в полную силу, да и жили ли они вообще? Смерть Навсегда лишает живительной влаги тех странников, кто не сумел утолить свою жажду при жизни. А для других оказывается роковым и благостным событием, отвергающим и уничтожающим их Бытие, но равно принимающим и Смирение, и Бунт.

До сих пор он просто жил, теперь пришла Пора подвести Итоги этой Жизни. Что же осталось от того неистового порыва, который вечно толкал его Вперед, от той неуловимой, но созидательной поэзии, которой Было преисполнено его Существование? Ничего, кроме голой истины, а уж она-то не имеет ничего общего с поэзией. Все мы с самого рождения носим в себе множество несхожих существ, массу переплетенных между собою, но неслиянных зачатков личности и лишь перед самым концом угадываем, что же из них было нашим подлинным «я».

Смерть скоро породнит их, убийца и Жертва станут братьями.

Когда я был маленьким, мама говорила Мне, что закатные Облака - это Души умерших, возносящиеся в Рай. Вот так Чудо, думал я, значит, и у меня Душа алого Цвета. Теперь-то я знаю, что алые облака просто-напросто предвещают ветреный День. Но и это тоже чудесно.

... И перед его глазами возникало Видение Жизни, чья Красота и Счастье, казалось, сотканы из отчаянья, из обрывков мимолетной вечности...

И подумать только, что за Красота разлита над миром, Там, за окнами!

Никто не рождается сильным или слабым, волевым или безвольным. И силу, и Ясность сознания нужно выстрадать. Судьба гнездится не в самом человеке, а витает вокруг него.

Ничего в Жизни так просто не дается, Все приходится завоевывать.

Мерсо чувствовал, как недалеко от его счастья до слез...

Его метания по свету, Поиски счастья, ужасная Рана на виске Загрея, эта мешанина из мозгов и костей, тихие благодатные Часы в «Доме перед лицом Мира», его жена, его Надежды и боги - Все это предстало перед ним подобием неизвестно Почему полюбившейся Истории, чужой и Вместе с тем близкой, Показалось чем-то вроде Книги, затронувшей самые сокровенные струны его сердца, но написанной кем-то другим. Впервые в Жизни он чувствовал себя причастным к одной-единственной реальности: то была тяга к риску, Жажда Силы, инстинктивное Осознание своего родства с миром. Поборов в себе Гнев и Ненависть, он Больше не знал и Сожаления…

Мерсо остался наедине с ночью, ему Показалось, что он наконец-то достиг своего, сподобился безмятежности, порожденной упорным самоотречением, обрел ее при поддержке того самого мира, который бесстрастно отрицал его Право на Существование.