человек [Тема] Страница 917

Вещи и Люди нас
окружают. И те,
и Эти терзают глаз.
Лучше Жить в темноте.

… Страх пропитал Все мое Существо, и не похоже, чтобы Сейчас он выветрился. Нет. Разве что, настоявшись с годами, стал... крепче, что ли. Его зыбкая болотистая жижа покрылась льдом, по которому вполне можно двигаться. Правда, я все равно чувствую, что Лед этот тонок... но Если двигаться быстро - Болото останется ни с чем. Поэтому я как будто всю Жизнь бегу. Стремительно и неостановимо. Меня гонит страх: остановиться - значит, провалиться в него и, безусловно, погибнуть.

Одному при рождении дается мешок золота, другому - медный грош, и горевать из-за того, что ты не Эйнштейн - пустая трата сил и нервов.

Человеку с действительно выдающимися данными и в голову не придет что-то кому-то доказывать, завидовать или пытаться над кем-то возвыситься. Ему это просто незачем.

Мы не умеем отличать хороших людей от плохих, и поэтому доверяемся Каждому встречному.

Когда людей, скучивая, лишают лика, они делаются сначала стадом, Потом сворой.

Не стоит доверять людям. Люди разжигают войны даже с теми, Кто Живет с ними Рядом.

Нет эмоций без людей!

Жил-был Один китайский император. Он не так давно взошел на престол, был молод и любознателен. Император уже знал очень много, и ему хотелось знать еще Больше, но, увидев, сколько еще осталось непрочитанных книг в дворцовой библиотеке, он понял, что не сможет их Все прочитать. Однажды он позвал придворного мудреца и приказал ему написать всю историю человечества.
Долго трудился мудрец. Проходили Годы и десятилетия и вот, наконец, слуги внесли в покои император пятьсот книг, в которых была описана вся История человечества. Немало подивился этому император. Хотя он был уже не молод - тяга к знаниям не покинула его. Но он не мог тратить годы на прочтение этих книг и попросил сократить повествование, оставив только самое важное.
И снова долгие годы трудился мудрец, и в один из дней слуги вкатили к императору тележку с пятьюдесятью книгами. Император уже совсем состарился. Он понимал, что не успеет прочесть Эти Книги, и попросил он мудреца оставить только самое-самое главное.
И снова мудрец принялся за работу, и спустя какое-то Время ему удалось уместить всю историю человечества всего лишь в одну книгу, но когда он принес ее - император лежал на смертном одре и был настолько слаб, что даже не смог раскрыть ее. И тогда император попросил выразить все еще короче прямо Сейчас, Пока он не успел отправиться в Мир иной. И тогда мудрец открыл книгу и написал на последней странице всего лишь одну фразу:
ЧЕЛОВЕК РОЖДАЕТСЯ, СТРАДАЕТ И УМИРАЕТ…

Стихотворение подобно человеку - у него Есть Лицо, ум и Сердце. Если Человек не дикарь и не глупец, его лицо всегда более или менее спокойно. Так же спокойно должно быть и лицо стихотворения. Умный читатель под покровом внешнего спокойствия отлично видит Все игралище ума и сердца.

Человеческая Природа так долго была облачена в Условности, что они просто приросли к ней. Теперь, в девятнадцатом веке, невозможно уже сказать, где кончается Одежда условностей и где начинается естественный Человек. Наши добродетели привиты нам как некие признаки "умения себя держать". Наши Пороки - это пороки, признанные нашим временем и кругом. Религия, как готовое Платье, висит у нашей колыбели, и любящие Руки торопятся надеть ее на нас и застегнуть на Все пуговицы. Мы с трудом приобретаем необходимые Вкусы, а надлежащие Чувства выучиваем наизусть. Ценой бесконечных страданий мы научаемся Любить Виски и сигары, высокое Искусство и классическую музыку. В Один период времени мы восхищаемся Байроном и пьем Сладкое Шампанское; двадцать лет спустя входит в моду предпочитать Шелли и сухое шампанское. В школе мы учим, что Шекспир - великий Поэт, а Венера Медицейская - прекрасная статуя, и вот до конца дней своих мы продолжаем Говорить, что величайшим поэтом считаем Шекспира и что Нет в мире статуи, прекрасней Венеры Медицейской. Если мы родились французами, то обожаем свою Мать. Если мы Англичане, то любим собак и Добродетель. Смерть близкого родственника мы оплакиваем в Течение двенадцати месяцев, но о троюродном брате грустим только три месяца. Порядочному человеку полагается иметь свои определенные положительные Качества, которые он должен совершенствовать, и свои определенные пороки, в которых он должен раскаиваться.

Утешать плачущих, наверное, такой же Талант, как музыкальный Слух или Умение Видеть для художника. Одни Люди могут с упоением гладить страдальцев по голове и даже подставлять свое Плечо, чтобы те, не стесняясь, использовали его в качестве носового платка. Других при виде слез вдруг сковывает внезапный паралич, и Все, о чем они могут Думать в этот Момент, - это как бы поскорее убраться из помещения. Порой встречается еще и третий тип, который, не умея вынести ваших страданий, вдруг начинает плакать Вместе с вами и даже еще горше, чем вы, при этом зачастую не имея ни малейшего представления о причине концерта. Первый и третий типы для прекращения потока слез абсолютно бесполезны, я бы сказала, даже вредны. При людях второго типа перестаешь плакать просто потому, что чувствуешь себя палачом, применяющим запрещенные Пытки.

На свете Есть два пренеприятнейших типа больных: первые при малейшем чихе зарываются под ворох одеял, беспрестанно меряют температуру, по три раза на дню гоняют к себе беднягу-врача и уверяют заезженных родственников, что их дни сочтены; вторые, напротив, держатся на ногах до тех пор, Пока Болезнь не отнимет у них Силы даже стоять, но и тогда принимаются уверять, что вот, дескать, Сейчас отоспятся часика полтора, а Потом будут пупырчаты, что твой огурчик.

Люди считают опасными тех, у кого Интеллект отличается от них, и аморальными тех, чья Мораль не похожа на их мораль. Люди называют скептиками тех, Кто не разделяет их иллюзий, даже не удосужившись узнать у скептиков, может быть, у них Есть свои собственные, Другие Иллюзии.