Книга: Война и мир. Страница 7

Рассказать правду очень Трудно, и молодые Люди редко на это способны.

Между эскадроном и неприятелями уже Никого не Было, кроме мелких разъездов. Пустое Пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая Черта, которая разделяет два неприятельские войска...
"Один Шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и - Неизвестность Страдания и Смерть. И что Там? Кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и Хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или Поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно-оживленными людьми". Так ежели и не думает, то чувствует всякий Человек, находящийся в виду неприятеля, и Чувство это придает особенный Блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в Эти минуты.

Je ne connais dans la vie que maux bien réels: c'est le remord et la maladie. Il n'est de bien que l'absence de ces maux.
Я знаю в Жизни только два действительных несчастья: угрызения совести и Болезнь. И счастие Есть только Отсутствие этих двух зол.

Ах, какая ты смешная! Не по хорошу мил, а по милу хорош. Это только Malvina и других любят за то, что они красивы; а жену разве я люблю? Я не люблю, а так, не знаю, как тебе сказать. Без Тебя и когда вот так у нас какая-то кошка пробежит, я как будто пропал и Ничего не могу. Ну что, я люблю палец свой? Я не люблю, а попробуй, отрежь его...

Я хочу сказать только то, что говорю.

В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что Человек сотворен для счастья, что Счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что Все Несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в Эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину - он узнал, что на свете Нет Ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был несчастлив и несвободен. Он узнал, что Есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся Один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем ( Обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на Ночь в конюшню. Из всего того, что Потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, Главное были босые, стертые, заструпелые Ноги. (Лошадиное Мясо Было вкусно и питательно, селитренный Букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, Холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие Тело, приятно согревали.) Одно было Тяжело в первое Время - это ноги.

Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что Она сделает Все, что она на все готова, но не дала прямого Обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо Было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее Положение в доме было таково, что только на пути жертвования она могла выказывать свои Достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но Прежде во всех действиях самопожертвования она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила Больше всего в Жизни; но теперь Жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду Жертвы, весь Смысл жизни. И в Первый раз в жизни она почувствовала Горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала Зависть к Наташе, Никогда не испытывавшей Ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все-таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой Любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное Чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого Чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, Навсегда связать себя с ним.

Покажите Мне... Ооооо! о! ооооо! - слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая Эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему Было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что Другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот Человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
- О! Ооооо! - зарыдал он, как Женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его Лицо, отошел.
- Боже Мой! Что это? Зачем он здесь? - сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль Тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем-то близко и тяжело связан со мною, - думал князь Андрей, не понимая еще Ясно того, что было перед ним. - В чем состоит Связь этого Человека с моим детством, с моею жизнью?» - спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг Новое, неожиданное Воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в Первый раз на бале 1810 Года, с тонкой шеей и тонкими руками, с готовым на Восторг, испуганным, счастливым лицом, и Любовь и Нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда-либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь эту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь Слезы, наполнявшие распухшие Глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил Все, и восторженная Жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам - да, та любовь, которую проповедовал Бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было Жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже Поздно. Я знаю это!»

Шведы - их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого - Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. - Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.

Помню, - поспешно отвечал князь Андрей, - я говорил, что падшую женщину Надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.

Вернувшись домой, Наташа не спала всю Ночь; ее мучил неразрешимый Вопрос, кого Она любила: Анатоля или князя Андрея? Князя Андрея она любила - она помнила Ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это Было несомненно. «Иначе разве Все это могло бы быть? - думала она. - Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, могла улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же Мне Делать, когда я люблю его и люблю другого?» - говорила она себе, не находя ответов на Эти страшные Вопросы.

Погибла ли я для Любви князя Андрея, или Нет?» - спрашивала Она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: «Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной Было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его Больше не увижу Никогда, - говорила она себе. - Стало быть, Ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может Любить меня и такою. Но какою такою? Ах Боже, Боже Мой! Зачем его нет тут!» Наташа успокоивалась на мгновенье, но Потом опять какой-то Инстинкт говорил ей, что хотя Все это и Правда и хотя ничего не было, - инстинкт говорил ей, что вся прежняя Чистота любви ее к князю Андрею погибла.

Когда Она смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его Взгляд, чтоб он уж Лучше смотрел на ее Глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ею совсем Нет той Преграды стыдливости, которую всегда она чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не Зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах, а она чувствовала, что они близки, как она Никогда не была с мужчиной.

Наташа чувствовала себя в эту минуту такою размягченной и разнеженной, что ей мало Было Любить и знать, что Она любима: ей нужно теперь, Сейчас нужно было обнять любимого Человека и Говорить и слышать от него Слова Любви, которыми было полно ее Сердце.