Книга: Солярис. Страница 1

Подумай, мы назвали Все Звезды и планеты, а может, у них уже были свои Имена?

Не собираюсь тебе мешать, только скажу: ты пытаешься в нечеловеческой Ситуации поступать как Человек. Может, это красиво, но бесполезно. Впрочем, в красоте я тоже не уверен, разве Глупость может быть красивой?

... Я смотрю Сейчас на Тебя и пытаюсь тебе объяснить, что ты Мне дороже, чем те двенадцать лет, которые я посвятил Солярису, и что я хочу быть с тобой. Может, твое появление должно быть пыткой, может, услугой, может, микроскопическим исследованием. Выражением дружбы, коварным ударом, может, издевательством? Может быть, всем Вместе или - что кажется мне самым правдоподобным - чем-то совсем иным. Но в конце концов разве нас должны занимать Намерения наших родителей, как бы они друг от Друга ни отличались? Ты можешь сказать, что от этих намерений зависит Наше Будущее, и с этим я соглашусь. Не могу предвидеть того, что будет. Так же, как ты. Не могу даже обещать тебе, что буду тебя всегда Любить. После того, что случилось, я ничему не удивлюсь. Может, Завтра ты станешь зеленой медузой? Это от нас не зависит. Но в том, что от нас зависит, будем вместе. Разве этого мало?

В этот Момент я хотел быть Один. Я ещё ни на что не решился, ни к чему не пришёл… Глядя в темнеющее Небо, в Звёзды, которые были только прозрачной тенью земных звёзд, я стоял без движения, а в пустоте, пришедшей на смену бешеной гонке мыслей, росла без слов мёртвая, равнодушная Уверенность, что Там, в недостижимых для меня глубинах сознания, там я уже выбрал и, притворяясь, что Ничего не случилось, не имел даже Силы, чтобы презирать себя.

Я здесь, в самой верхней нише северной Стены кладбища. Сквозь щель в нишу забивается Снег и лежит тут месяцами.
Я тоже, я тоже.

Если Она Потом исчезнет, значит, я хотел этого. Значит, я убил её.

Когда-то мы мучили друг Друга чрезмерной откровенностью, наивно ища в ней спасения.

Я говорю о боге, чьё Несовершенство не является следствием простодушия создавших его людей, а представляет собой его существеннейшее имманентное свойство. Это должен быть Бог ограниченный в своём всеведении и всемогуществе, который ошибочно предвидит Будущее своих творений, которого Развитие предопределённых им самим явлений может привести в Ужас. Это бог… увечный, который желает всегда Больше, чем может, и не сразу это осознаёт. Он сконструировал Часы, но не Время, которое они измеряют. Системы или механизмы, служащие для определённых целей, но они переросли Эти Цели и изменили им. И сотворил Бесконечность, которая из меры его могущества, какой Она должна была быть, превратилась в меру его безграничного поражения.
<...>
Это единственный бог, в которого я был бы склонен поверить, чья Мука не Есть Искупление, Никого не спасает, ничему не служит, она просто есть.

Я наклонился над ней и приподнял короткий рукав платья. Над похожей на цветок меткой от прививки оспы краснел маленький След укола. Хотя я не ожидал этого (так как Все еще инстинктивно пытался найти обрывки логики в невозможном), Мне стало не по себе. Я дотронулся пальцем до ранки, которая снилась мне годами, так что я просыпался со стоном на растерзанной постели, всегда в одной и той же позе - скорчившись так, как лежала Она, когда я нашел ее уже холодной. Наверное, во сне я пытался сделать то же, что она, словно хотел вымолить Прощение или быть Вместе с ней в те последние минуты, когда она уже почувствовала Действие укола и должна была испугаться. Она боялась даже обычной царапины, совершенно не выносила ни боли, ни вида крови и вот теперь сделала такую страшную вещь, оставив пять слов на открытке, адресованной мне. Открытка была у меня в бумажнике, я носил ее при себе постоянно, замусоленную, порванную на сгибах, и не имел мужества с ней расстаться, тысячу раз возвращаясь к моменту, когда она ее писала, и к тому, что она тогда должна была чувствовать. Я уговаривал себя, что она хотела сделать это в шутку и напугать меня и только доза случайно оказалась слишком большой. Друзья убеждали меня, что все Было именно так или что это было мгновенное Решение, вызванное депрессией, внезапной депрессией. Но они ведь не знали…
За пять дней до того я сказал ей все и, чтобы задеть ее еще Больше, стал собирать Вещи. А она, когда я упаковывался, спросила очень спокойно: «Ты понимаешь, что это значит?..» Я сделал Вид, что не понимаю, хотя отлично понимал. Я считал ее трусихой и сказал ей об этом, а теперь она лежала поперек кровати и смотрела на меня внимательно, как будто не знала, что я ее убил.

- Такой религии я не знаю, - сказал он, немного помолчав. - Такая Никогда не была… нужна. Если я Тебя Хорошо понял, а боюсь, что это так, ты думаешь о каком-то эволюционирующем боге, который развивается во времени и растет, поднимаясь на Все более высокие уровни могущества, к осознанию собственного бессилия? Этот твой Бог - Существо, которое влезло в Божественность, как в ситуацию, из которой Нет выхода, а поняв это, предалось отчаянию. Да, но отчаявшийся бог - это ведь Человек, Мой милый. Ты говоришь о человеке… Это не только скверная Философия, но и скверная Мистика.

Как вы можете понять Океан, Если не в состоянии понять друг Друга?

Но ведь отчаявшийся Бог - это же Человек...

Извечная Вера влюбленных и поэтов во всемогущество Любви, побеждающей Смерть, преследующие нас веками Слова " Любовь сильнее смерти" - Ложь. Но такая ложь не смешна, Она бессмысленна. А вот быть часами, отсчитывающими Течение времени, то разбираемыми, то собираемыми снова, в механизме которых, едва конструктор тронет маятник, начинается Отчаяние и любовь, знать, что ты всего лишь репетир мук, темболее сильных, чем смешнее они становятся от их многократности?

Правда не зависит от вашей воли.