Книга: Красный Смех. Страница 2

Вы притворяетесь людьми, но под перчатками я вижу когти, под шляпою - приплюснутый череп зверя; за вашей умной речью я слышу потаенное Безумие, бряцающее ржавыми цепями.

... Мне показывали Мать, которая целый месяц получала Письма от сына после того, как в газетах прочла о его страшной смерти, - он был разорван снарядом. Он был нежный Сын, и каждое Письмо его Было полно ласковых слов, утешений, молодой и наивной Надежды на какое-то Счастье. Он был мертв и каждый День с сатанинской аккуратностью писал о Жизни, и мать перестала верить в его Смерть, - и когда прошел без письма Один, другой и третий день и наступило бесконечное Молчание смерти, Она взяла обеими руками старый большой револьвер сына и выстрелила себе в Грудь.

Как рассказали родным, он сошел с ума так: они стояли в резерве, когда соседний полк пошел в штыковую атаку. Люди бежали и кричали "ура" так Громко, что почти заглушали выстрелы, - и вдруг прекратились выстрелы, - и вдруг прекратилось "ура", - и вдруг наступила могильная Тишина: это они добежали, и начался штыковой Бой. И этой тишины не выдержал его Рассудок.

Если Человек не поспит трое суток, он становится болен и Плохо помнит, а они не спят уже неделю, и они Все сумасшедшие. От этого им не больно, от этого они не отступают и будут драться, Пока не перебьют всех. Сообщают, что у некоторых частей не хватило снарядов и Там Люди дрались камнями, руками, грызлись, как Собаки. Если остатки этих людей вернутся домой, у них будут клыки, как у волков, - но они не вернутся: они сошли с ума и перебьют всех. Они сошли с ума. В голове их все перевернулось, и они Ничего не понимают: если их резко и быстро. повернуть, они начинают стрелять в своих, думая, что бьют неприятеля.

И что-то ужасное, нестерпимое, похожее на Падение тысячи зданий, мелькнуло в моей голове...

" Борьба - Закон Жизни," - говорят уверенно и спокойно, а сами бледнеют, а сами ищут глазами врача, а сами кричат торопливо: "Воды, скорей стакан воды!"

Сегодня утром, просматривая в газете бесконечный список убитых, я встретил знакомую фамилию: убит жених моей Сестры, офицер, призванный на военную службу Вместе с покойным братом. А через Час почтальон отдал Мне Письмо, адресованное на Имя брата, и на конверте я узнал почерк убитого: мертвый писал к мертвому.

Они спокойны, а Если крикнуть - " Пожар!"... И с ужасом я ощутил жуткое, страстное Желание, о котором я не могу вспомнить без того, чтобы Руки мои снова не похолодели и не покрылись Потом. Кто Мне мешает крикнуть - привстать, обернуться Назад и крикнуть:
- Пожар! Спасайтесь, пожар!
Судорога безумия охватит их спокойные члены. Они вскочат, они заорут, они завоют, как Животные, они забудут, что у них Есть Жены, Сестры и матери, они начнут метаться, точно пораженные внезапной слепотой, и в безумии своем будут душить друг Друга этими белыми пальцами, от которых пах Нет духами. Пустят яркий Свет, и кто-то бледный со сцены будет кричать, что Все спокойно и пожара нет, и дико-весело заиграет дрожащая, обрывающаяся Музыка - а они не будут слышать Ничего - они будут душить, топтать ногами, бить женщин по головам, по этим хитрым, замысловатым прическам. Они будут отрывать друг у друга уши, отгрызать носы, они изорвут одежду до голого тела и не будут стыдиться, так как они безумны. Их чувствительные, нежные, красивые, обожаемые Женщины будут визжать и биться, беспомощные, у их ног, обнимая колени, все еще доверяя их благородству, - а они будут злобно бить их в Красивое, поднятое Лицо и рваться к выходу. Ибо они всегда Убийцы, и их Спокойствие, их Благородство - спокойствие сытого зверя, чувствующего себя в безопасности.

Я не понимаю войны и должен сойти с ума, как брат, как сотни людей, которых привозят оттуда. И это не страшит меня. Потеря рассудка Мне кажется почетной, как гибель часового на своем посту. Но Ожидание, но это медленное и неуклонное приближение безумия, это мгновенное Чувство чего-то огромного, падающего в Пропасть, эта невыносимая Боль терзаемой Мысли... Мое Сердце онемело, оно умерло, и Нет ему новой Жизни, но Мысль - еще Живая, еще борющаяся, когда-то сильная, как Самсон, а теперь беззащитная и слабая, как дитя, - мне жаль ее, мою бедную мысль. Минутами я перестаю выносить пытку этих железных обручей, сдавливающих Мозг; мне Хочется неудержимо выбежать на улицу, на площадь, где Народ, и крикнуть:
- Сейчас прекратите войну, или...
Но какое "или"? Разве Есть Слова, которые могли бы Вернуть их к разуму, слова, на которые не нашлось бы других таких же громких и лживых слов? Или стать перед ними на колени и заплакать? Но ведь сотни тысяч слезами оглашают Мир, а разве это хоть что-нибудь дает? Или на их глазах убить себя? Убить! Тысячи умирают ежедневно и разве это хоть что-нибудь дает?

- Как-то теперь дома?
<...>
- Дома? - закричал кто-то из темноты. Голос его был хрипл от Волнения, от испуга, от злобы и дрожал. И некоторые Слова у него не выходили, как будто он разучился их Говорить. - Дома? Какой Дом? Разве где-нибудь Есть дом? <...> Дома я каждый День брал ванны - понимаете, ванны с водой - с водой по самые края. А теперь я не каждый день умываюсь, и на голове у меня струпья, какая-то паршь, и Все Тело чешется, и по телу ползают, ползают... Я с ума схожу от грязи, а вы говорите - дом! Я как скот, я презираю себя, я не узнаю себя, и Смерть вовсе не так страшна. Вы Мне Мозг разрываете вашими шрапнелями, мозг! Куда бы не стреляли, мне все попадает в мозг, - вы говорите - дом. Какой дом? Улица, окна, Люди, а я не пошел бы теперь на улицу - мне стыдно. Вы принесли самовар, а мне на него стыдно Было Смотреть. На самовар.

- Сам посуди: ведь нельзя же безнаказанно десятки и сотен лет учить жалости, уму, логике - давать Сознание. Главное - сознание. Можно стать безжалостным, потерять Чувствительность, привыкнуть к виду крови, и слез, и страданий - как вот мясники, или некоторые доктора, или Военные; но как возможно, познавши истину, отказаться от неё?

Это пустяки, что много людей и много умов, - у человечества Один Разум, и он начинает мутиться.