Книга: КГБ шутит ...: афоризмы от начальника советской разведки и его сына. Страница 2

Ничто не появляется из Ничего, и ничто не превращается в ничто. То, что Было, Есть и будет, Пока жив хоть Один Человек, помнящий то, что было.

Господь дал им Дар Слова, но не разумения. Во всяком случае, с помощью этих учителей можно Было постигать Суть заблуждений, а не истину.

Когда-то Генерал говорил иностранному журналисту, что он уверен в будущей России - прогрессивной, цивилизованной, процветающей России, где каждый гражданин будет сыт, уверен в своем настоящем и будущем. Генерал увлекся этим видением, заговорил с ненапускной страстностью, когда иностранец - то ли датчанин, то ли швед - спокойно спросил, Было ли у русских такое Время в прошлом.
Генерал даже не запнулся, этот Вопрос не единожды задавал себе он сам: было! Если верить Олеарию, побывавшему у нас в XVII веке, « Пища в России была обильна и чрезвычайно дешева». Была Россия средоточием Вселенной и тогда, когда повергла в Прах фашистскую Германию. Швед (или датчанин?) вежливо удивился. Он думал, что Гитлера сокрушили Англия и Сша.

... Но Жизнь продолжалась. Генерал каждое Утро брился, умывался, безразлично ел что-то, читал, не торопясь, бесконечную историю Н. М. Карамзина. Сплетение русских слов и мыслей зачаровывало, радовали изысканные стародавние, давно заброшенные обороты. Старик читал, и ему казалось, что уже тогда в туманных российских глубинах великий историк понимал, что с его Отечеством творится что-то неладное и что это неладное Никогда не кончится, что терзают Россию какие-то недобрые Силы. « История не терпит оптимизма и не должна в происшествиях искать доказательств, что Все делается к лучшему, ибо сие мудрствование не свойственно обыкновенному здравому смыслу человеческому, для коего Она пишется».
Бесконечен перечень войн, бедствий, междоусобиц, Интриг, предательств, злодеяний, и становилось непонятным, как же все это мог вынести русский Народ, в сочинении Карамзина присутствующий, но невидимый, безмолвный, безмерно терпеливый. Этот терпеливый народ, однако, рождал Ермака, Пожарского и Минина, неистового патриарха Никона, Стеньку Разина, антихриста Петра, Пугачева, Суворова, Ленина и Жукова. (Он же позволял появляться на Свет Божий Бурбулисам и Чубайсам.)

Рука тянулась к перу - перо к бумаге, но не Было ни Мысли, ни Слова. <...> Жизнь окончательно теряла Смысл, превращалась в Существование без Цели, направления и рез Она. Надо было убивать Время, пережидать тусклую полосу, бояться, что она наступила Навсегда, ждать вдохновения, искры угасающего, подернутого пеплом костра.

Единственная Роскошь, которую может позволить себе нищая и разоренная Страна, - это, пользуясь словами Сент-Экзюпери, роскошь человеческого общения. Угодливость одной стороны ( Невыносимо вспоминать!) на фоне спокойной, уверенной в себе вежливости другой придает этой общечеловеческой Ценности кисловатый привкус.

Генерал отнюдь не рассчитывал, что его Пример будет другим наукой, и не ради этого размышлял и неоднократно принимался описывать Обстоятельства расставания с работой, которую он тогда любил и которой отдал тридцать лет Жизни. Ему хотелось разобраться, где он действовал по своей воле, была ли вообще эта Воля или неведомая Сила жесткой рукой провела его через Эти дни.

Крючков был хитрым, умным, никому не доверявшим и ни перед кем не раскрывавшимся человеком. Замкнувшись в своем внутреннем мире, допуская туда только то, что отвечало уже сложившейся, окаменевшей точке зрения, он, можно полагать, утратил реальное Представление о процессах, происходящих в стране, и их объективном характере. Мир для него был скоплением конфликтующих или сотрудничающих политических деятелей, сложной паутиной Интриги. Народ в этом мире присутствовал как предмет Заботы или манипуляций, но не Творец Истории. Народ безмолвствовал и молча негодовал. Председатель не мог уловить глубину изменений общественной психологии.

Как и опасался Старик, Снег в городе превратился в грязную жижу, растекался лужами, прикрывал коварные наледи на тротуарах, а с вокзальных крыш лила крупная капель.
Нужно Было выбирать: идти поближе к стене, где не так скользко, но зато льет сверху, или двигаться посередине тротуара, по мокрым ледяным колдобинам. Московский житель, как обитатель джунглей, выживает примитивной мудростью. Весной ходить вдоль стен нельзя. Срываются с крыш увесистые копьеобразные сосульки, и в газетах появляются Сообщения об убитых или искалеченных прохожих. Их не так уж много, но достаточно, чтобы предупредить о нависающей над головами опасности. Зимой тысячи невинных и по преимуществу трезвых жителей ежедневно ломают Ноги и Руки на скользком и грязном льду. Вывод: зимой прижимайся к стенам, даже Если тебе льет за шиворот, а весной уходи от них подальше.

Ему хотелось побыть одному, отгородиться даже от теней, погрузиться в истомное Небытие.

« Она со мной Навсегда», - подумал Генерал и испугался: он боялся лживых слов «всегда», «навсегда», « Никогда». Навсегда Человек только умирает.

Снежная белизна, Тишина, Одиночество, завывание огня в печке навевали, тем не менее, Мысли о вечности, о ее ничтожной, непостижимой в своей малости частичке, какой является любая Жизнь. Десять, сто, сто тысяч лет - это ничтожно малая, исчезающая частица равнодушной всепоглощающей вечности. <...> Он вспоминал сожженные солнцем пустыни, пальмы на каменистых солончаках, изумрудные Волны Индийского океана, сияющие нездешним светом вершины Гималаев и приходил к горестному заключению, что Все они лишь свидетели и Жертвы вечности. Раньше об этом не думалось. Время Было четко разделено на месяцы, недели, дни, Часы, минуты. Время не имело Отношения ни к вечности, ни к смыслу Жизни. Оно служило лишь для Измерения человеческих дел, было рамкой, куда торопливо вставлялась Одна, Другая, третья картинка. Теперь время мстило, нависало угрожающей беспредельной громадой - снежно-белой, непроницаемой и беззвучной. Генерал пытался убежать от него в безопасное, уже прожитое Прошлое, расчерченное годами, месяцами, днями.

Будь Все это лет десять-пятнадцать Назад, Генерал тут же окунулся бы в кипучую служивую суету: телефонные Звонки, бумаги, беседы, указания - все то, что казалось жизнью и подменяло Жизнь. У Жизни же - с опозданием понял Старик - Есть только Один Смысл: Необходимость осмыслить эту жизнь.

История новейших времен не написана, - размышлял Генерал. - Она разодрана на клочки, Эти клочки связываются в цепочки, каждый набор временных правителей перевирает События так, чтобы прикрыть собственное Ничтожество.