Автор цитат: Борис Борисович Рыжий. Страница 1

Человек Живет воспоминаниями детства и мыслями о старости, Если, Конечно, ему Больше нечем Жить.

После дождя Мне нравится Смотреть на Закат, огромный закат со множеством оттенков - кажется, Там, за закатом, я живу по-настоящему, а этот я, сидящий после ливня у окна, всего лишь несчастный двойник, никчёмная Параллель, Чёрт знает вообще Кто такой.

От порога до бога
пусто и одиноко.
Не шумит дорога.
Не горят фонари.
Ребром встала монета.
Моя песенка спета.
Не вышло из меня поэта,
чёрт побери!

Играл скрипач в осеннем сквере, я Тихо слушал и стоял.
Я был Один - по крайней мере, я Никого не замечал.
Я плакал, и дрожали Руки, с пространством переплетены.
И пусть я знал, что лгали Звуки, но я боялся тишины.
<...>
Так Жизни свежая страница открылась вся передо мной.
... Мир станет чистым, будет новым, подобным сердцу твоему,
лишь подчеркни молчанье словом и музыкою - тишину...

Фонарный столб, приветствую тебя.
Для позднего прохожего ты кстати.
Я обопрусь плечом. Скажи, с какой
Поры
Пути нам освещают слёзы?
Мне только девятнадцать, а уже
Я точно знаю, где и как погибну -
Сначала Все покинут, а потом
Продам все Книги. Дальше будет холод,
Который я не вынесу.
Старик,
В твоих железных веках блещут слёзы
Стеклянные. Так освети мне путь
До дома -
пусть он вовсе не тернистый -
Я пьян сегодня.

Я так хочу Прекрасное создать,
печальное, за это Жизнь свою
готов Потом хоть дьяволу отдать.
Хоть дьявола я вовсе не люблю.
Поверь, читатель, не сочти за Ложь -
что проку Мне потом в моей душе?
Что жизнь моя, дружок? - Цена ей грош,
а я хочу остаться в барыше.

По чёрному морю носились суда,
и чайки над морем кричали:
«Сначала его разлюбила она,
он умер Потом от печали...»

И рифмы сладкие живут,
и строчки синие бегут,
морским подобные волнам,
бегут к её ногам.

Ангелы шмонались по пустым аллеям
парка. Мы топтались тупо у пруда.
Молоды мы были. А теперь стареем.
И подумать только, это навсегда.
Был бы я умнее, что ли, выше ростом,
умудренней горьким опытом мудак,
я сказал бы что-то вроде: «Постум, Постум...»,
как сказал Однажды Квинт Гораций Флакк.
Но совсем не страшно. Только очень грустно.
Друг Мой, дай Мне руку. Загляни в глаза,
ты увидишь, в мире Холодно и пусто.
Мы умрём с тобою через три часа.
В парке, где мы бродим. Умирают розы.
Жалко, что бессмертья не раскрыт секрет.
И дождинки капают, как чужие слёзы.
Я из роз увядших соберу Букет...

Новый Год. На небе звёзды,
как хрусталь. Чисты, морозны.
Снег душист, как мандарин
золотой. А тот - с луною
схож. Пойдёшь гулять со мною?
Если Нет, то я один.
Разве могут нас морозы
напугать? Глотают слёзы
вдоль дороги фонари,
словно Дети, с жизнью в ссоре.
Ах, не видишь? Что за Горе -
ты прищурившись смотри.
Только ночью Новогодней,
друг Мой, дышится свободней,
ты Согласна? Просто так
мы пойдём вдоль улиц снежных,
бесконечно длинных, нежных.
И придём в старинный парк.
Там как в сказке: водят звери
хоровод - по крайней мере
мне так кажется - вокруг
ёлки. Белочки-игрушки
на ветвях. Пойдём, подружка.
Улыбнись, мой милый друг.

Пока я спал, повсюду выпал Снег -
он падал с неба, белый, синеватый,
и даже вышел грозный человек
с огромной самодельною лопатой
и разбудил меня. А снег меня
не разбудил, он очень Тихо падал.
Проснулся я посередине дня,
и за стеной Ребёнок тихо плакал.

Не жалей о прошлом, будь что Было,
даже Если Дело было дрянь.
Штора с чем-то вроде носорога.
На окне какая-то герань.
Вспоминаю, с вечера поддали,
вынули гвоздики из петлиц,
в городе Перми заночевали
у филологических девиц.
На комоде плюшевый мишутка.
Стонет Холодильник «Бирюса».
Потому так скверно и так жутко,
что банальней выдумать нельзя.
Я хочу сказать тебе заранее,
милый друг, Однажды я умру
на чужом продавленном диване,
головой болея поутру.
Если Правда так оно и выйдет,
кто-то Тихо вскрикнет за стеной -
это Аня Кузина увидит
светлое сиянье Надо мной.

А Иногда Отец Мне говорил,
что видит про утиную охоту
сны с продолженьем: Лодка и двустволка.
И озеро, где каждый островок
ему знаком. Он говорил: не видел
я озера такого наяву
прозрачного, какая Там Охота! -
представь себе... А впрочем, что ты знаешь
про наши про охотничьи дела!
Скучая, я вставал из-за стола
и шёл читать какого-нибудь Кафку,
жалеть себя и сочинять стихи
под Бродского, о том, что человек,
конечно, Одиночество в квадрате,
нет, в кубе. Или нехотя звонил
замужней дуре, любящей стихи
под Бродского, а заодно меня -
какой-то экзотической любовью.

Осыпаются алые клёны,
полыхают вдали небеса,
солнцем розовым залиты склоны -
это я открываю глаза.
Где и с кем, и когда это было,
только это не я сочинил:
ты меня Никогда не любила,
это я Тебя очень любил.
Парк осенний стоит одиноко,
и к разлуке и к смерти готов.
Это что-то задолго до Блока,
это мог сочинить Огарёв.
Это в той допотопной манере,
когда Люди сгорали дотла.
Что написано, по крайней мере
в первых строчках, припомни без зла.
Не гляди на меня виновато,
я Сейчас докурю и усну -
полусгнившую изгородь ада
по-мальчишески перемахну.