Книга: Дочь Ивана, мать Ивана

… Россия, ободранная и кровоточащая, осталась только для бедных, а для богатых это совсем иная Страна, Ничего общего с прежней не имеющая... Бедные требуют справедливости, Богатые настаивают на продолжении реформ - и Нет, и не может быть между ними согласия, только глухая Вражда. Богатые и бедные настолько далеки друг от Друга, настолько в разных обитают мирах, что ни Один бедный не убил ни одного богатого и ни один богатый не помог ни одному бедному. У богатых даже Солнце своё, отдельное от бедных, - на каких-то экзотических островах - отнятое и вывезенное из рая; у них народились фантастические Вкусы: играть в Футбол они летают на Северный полюс, для прогулок в Космос нанимают в извозчики космонавтов, любовницам дарят виллы в миллионы долларов. А бедные между тем спорят, ходить или не ходить им на Выборы, и, в сотый раз обманутые, всё-таки идут и голосуют за тех, Кто тут же о них забывает. Эти два разных мира разнятся не только богатством и бедностью и вызванными ими инстинктами, не только несхожими приёмами Жизни - во всём, во всём без Исключения: что Хорошо для одних, то Плохо для других. Но ни Там, ни там нет согласия и внутри себя - у одних от непривычки к неправой роскоши, у других от непривычки к нищете. И Никто не знает и знать не желает, удастся им когда-нибудь притереться друг к другу и стать одним народом или Никогда не удастся и кому-то в конце концов придется уходить.

Каждый может упасть. Но только не на колени. В любом положении Надо держать фигуру.

Дураком и управлять много ума не Надо. Подсунь ему, прямо сказать, в телевизоре Права Человека, а корку хлеба в натуре подсунуть забудь - ему и этого по Гроб Жизни хватит.

… В любом случае материнская выволочка - это уже и Совет, Если с умом покатать её, как горячий, с пылу жару, Колобок, а Потом и скушать.

Когда верх берёт вырвавшаяся наружу грубая Сила, Она устанавливает свои Законы, неизмеримо более жестокие и беспощадные, нежели те, которые могут применяться к ней, её Суд жестоко расправляется с тем, что зовется справедливостью. Её, эту грубую и жестокую силу, начинают бояться, даже прокурор в суде заикаясь произносит вялый Приговор, который тут же отменяет общественная комиссия по помилованию. Правосудие не просто нарушается - его подвешивают за Ноги вниз головой, и всякий, кому не Лень, с восторгом и бешенством, мстя за самую Возможность его существования в мире, плюёт ему в Лицо.

… Ожидание События сильнее самого события.

Сейчас вот про Бога вспомнили... Так к Богу-то пошли несчастные Люди, которые от злодея терпят. Злодей к богу не торопится. А Власть, Она вишь, какая власть, она распояску злодею дала, с ним по совести не поговоришь.

Мы, Русские, большой наглости не выдерживаем. Маленькой, гонору всякого, этого и у нас самих в достатке, а большую, которая Больше самого Человека, то ли боимся, то ли стыдимся. В нас какой-то стопор Есть.

Выбирать Надо добрых, а не показных. <...> Доброта у девки на лице написана, ей и мазаться не надо, чтоб себя красивой сделать. Природу не спрячешь, Она себя обязательно покажет.

Разве не может быть такое, что предостережения наших родителей, которым мы в своё Время не вняли, блуждают в горах и лесах до той самой поры, до той совпадающей черты, когда требуется их точное Повторение.

Что Есть, то и вижу. Что вижу, то и беру в Расчёт. Это и есть Взгляды - самому Смотреть, а не Слушать, что на уши вешают.

... Учился Хорошо. В круглых отличниках не ходил, но ему это и не Надо Было; он рано приметил в отличниках почти рабское преклонение перед высшим баллом, постоянную напряжённость и выструненность ради Оценки. Велят стараться - они и стараются до потери сознания. В круглых пятёрках, считал он, Несвобода, чрезмерная исполнительность, стеснённое Дыхание.

Эх, жизнь-самокатка, катится-то сама, да не барыней ты сидишь в ней, понукающей весело солнышко в небе, а по камням, по грязи и иному бездорожью тобою же продирается След, оставляя непоправимые Раны.

Ночь наступала тёплая, тёмная и вялая, должно быть, к дождю. Прохожих уже и не Было, зато разудало, почуяв свободу, неслись машины, в три-четыре Года свезённые сюда со всего света, чтобы устраивать Гонки. И Эти гонки на чужом были теперь во всём - на тряпках и коже, на чайниках и сковородках, на семенах морковки и картошки, в обучении ребятишек и переобучении профессоров, в устройстве любовных утех и публичных потех, в карманных приборах и самолётных двигателях, в уличной рекламе и государственных речах. Всё хлынуло разом как в пустоту, вытеснив своё в отвалы.