На глазах у Курочкина санитары скрутили ошалевшего после гробового репортажа Кубинца, который бегал по отделению с криками: «
Бунт! Да здравствует мировая
Революция! Гробы и гильотина - это наш
Символ!». Кубинца обрядили в смирительную рубашку, и тётя Глаша вкатила ему двойную порцию магнезии в обе ягодицы, так, что его метафорическое
Выражение «
Жизнь дала трещину в районе ж…» приняло вполне ощутительный хлёсткий
Вид. Но и тогда самопровозглашённый брат Фиделя, пылкая
Душа, корчась на полу от боли, продолжал выкрикивать революционные лозунги вперемежку с бредом. «Ура! - вопил он. - В блицкриг играют только
Немцы! Кубинец покажет вашим буржуйским мордам кошачий глаз диктатуры пролетариата. Я русский выучил только за то, что им разговаривал
Ленин. Всех перевешаю на фонарных столбах, в натуре…»
Вскоре Кубинец затих. Поняв, очевидно, что в своём «треснутом» положении он едва ли сможет показать кому-нибудь кошачий глаз диктатуры пролетариата, Кубинец стиснул
Зубы и, свернувшись калачиком, замолчал.
Один из больных,
Бывший растяпинский педагог Бодрейко, помешавшийся, подобно Курочкину, на религиозно-алкогольной почве, улучил
Момент, для того чтобы незаметно для санитаров подойти к Ивану Мефодьевичу и шепнуть ему о том, что с улицы через
Окно туалета его вызывает какой-то бородатый друг Дымов. Курочкин пулей шмыгнул в
Туалет, мало заботясь о том, что сие интимное заведение в психбольницах просматривается со стороны отделения через специальное откидное окно. Схватившись за решетку, Иван заглянул вниз, во дворик, и увидел возбуждённого алкоголем Димку Дымова, сердечного
Друга, который потрясал перед собою початой бутылкой портвейна.
- Приветствую
Тебя, душа Курочкин! - прогремел рыжебородый великан, в приветственном жесте выбрасывая вверх руку с портвейном. - Пью твое
Здоровье, дружище! Долго ли собираешься торчать в этих зловонных пенатах? Скотина твой Замыслов! Не даёт тебя навещать.
Дрянь! Канцелярщина! Рентген хренов!
Души не видит, собачий
Сын! Бюрократы завладели душами гениальных художников. Ваня! - ещё пуще заорал Дымов. - Знаешь ли ты, что творится на улицах нашего благословенного городка? Бунт, революция, праздник непослушания! И возглавляет
Всё это какой-то сумасшедший монах. Привел только что толпу фанатиков к Успенскому храму и требует церковного начальства. Говорит, что начался
Конец света в Растяпине.
Дымов глотнул из бутылки и, точно безумный, расхохотался.
- А, впрочем, да здравствует конец света! Хочу анархии! Надоела глумливая
Власть денег и чинуш! Ломай решётку, друг, прыгай! Я тебя подхвачу, и понесёмся в вихре всеобщего сумасшествия.
(из романа Трещинка)