Автор цитат: Генрих Блль

Человек творческий просто не в состоянии не Делать то, что он делает: либо писать Картины, либо выступать по городам и весям как клоун, либо Петь, либо высекать из мрамора и гранита «непреходящие Ценности». Художник похож на женщину, которая не в силах отказаться от Любви и становится добычей первой встречной Обезьяны мужского пола. Художники и Женщины - самые подходящие объекты для эксплуатации, и в каждом импресарио Есть что-то сутенёрское - от одного до девяноста девяти процентов.

Судя по её неудержимому рыданию, в ней Было немало сентиментальности.

Я рыл канаву через любимую дедушкину куртину роз, прямо на мраморную копию Аполлона Бельведерского, и уже радовался той минуте, когда статуя рухнет от моих землепроходческих стараний, но радоваться Было рано: статую свалил не я, а маленький веснушчатый мальчуган по имени Георг - он нечаянно взорвал и себя и Аполлона фаустпатроном. Герберт Калик прокомментировал это происшествие весьма лаконично: - К счастью, Георг был сиротой!

Я покраснел. Мне стало неловко, я вспомнил, что Никогда не посылал цветов Мари. Конечно, я ей отдавал Все Цветы, которые мне преподносили на выступлениях, но я никогда не покупал цветов специально для нее, да и за букеты, которые мне преподносили, тоже обычно приходилось платить самому.

Убивать эстетов, понятно, Лучше всего дорогими предметами искусства, чтобы, испуская Дух, они возмущались таким святотатством.

Я убью Тебя, искрошу, изрежу тебя на куски своим оружием, а это страшное Оружие - моя Улыбка, которая Мне Ничего не стоит, простое Движение мускулов, механизм, который легко привести в движение. У меня Больше боеприпасов, чем Было у твоих пулеметов, а стоят они мне так же мало, как тебе стоили твои.

Каторжник! Такой убьёт взглядом и не моргнёт.

А перед глазами - грязные доски, граница твоего мира.

Он смотрел, казалось, куда-то вдаль, в далёкую даль, быть может в Прошлое.

Думай о клоуне: он плачет в ванной и проливает Кофе себе на шлёпанцы.

И снова Будущее Показалось Мне более реальным, чем Настоящее, которое, едва успев свершиться, погружалось в темное Небытие...

С несказанной горечью думал он об Илоне: Она ушла из Жизни, бросила его в беде, она умерла, что ж, умереть - это проще простого. Её Место Было Рядом с ним, и на Миг ему Показалось, что она могла остаться в живых, Если бы захотела. Но она поняла, что Лучше не заживаться на свете, что не стоит Жить ради кратких мгновений земной Любви, когда Есть иная, вечная Любовь. Да, она многое поняла, куда Больше, чем он, и он чувствовал себя покинутым, обманутым, Зная, что вернется домой, будет жить без неё, будет читать, работать понемногу и молиться господу в Утешение, Нет, он не станет вымаливать у бога того, что Бог не может дать, не может потому, что любит людей.

Он Всё же начал молиться, но поймал себя на том, что почти механически твердит Слова молитвы, хотя уже Ничего не Ждёт от бога. Ил Она мертва, о чём же ему молиться? Но он продолжал молиться о её возвращении неведомо откуда и о своём благополучном возвращении, хотя он был уже почти дома. Не верил он этим людям - Все они вымаливали себе что то, а Илона ему говорила: «Молиться Надо господу в Утешение», - она где то прочитала Эти слова и была в восторге от них. Стоя здесь с молитвенно сложенными руками, он вдруг понял, что вот Сейчас он молится от Души, потому что вымаливать у бога ему нечего. Теперь он уже и в Церковь сможет пойти, хотя Лица большинства священников и их Проповеди ему невыносимы. Но надо же утешить бога, который вынужден Смотреть на лица своих служителей и Слушать их проповеди.

Огневой взвод, в котором Берхему досталась Роль наблюдателя, получал только семь снарядов на День - для одного орудия; снаряды Эти Надо Было как то израсходовать, иначе их и вовсе перестали бы выдавать, но, имея семь снарядов, нечего было и Думать о дуэли с американцами, засевшими в Гайдесгайме. Стрелять в них было даже Запрещено, потому что на каждый Выстрел Американцы отвечали ураганным огнём, они были очень раздражительны.