Автор цитат: Николай Степанович Гумилв

Я знаю, что ночи Любви нам даны
И яркие, жаркие дни для войны.

Не семью печатями алмазными
В Божий Рай замкнулся вечный вход,
Он не манит блеском и соблазнами,
И его не ведает народ.
Это Дверь в стене, давно заброшенной,
Камни, мох, и Больше ничего,
Возле - нищий, словно Гость непрошенный,
И Ключи у пояса его.
Мимо едут Рыцари и латники,
Трубный Вой, бряцанье серебра,
И Никто не взглянет на привратника,
Светлого апостола Петра.
Все мечтают: « Там, у Гроба Божия,
Двери рая вскроются для нас,
На Горе Фаворе, у подножия,
Прозвенит обетованный Час».

Однообразные мелькают
Всё с той же болью дни мои,
Как будто Розы опадают
И умирают соловьи.
Но и Она печальна тоже,
Мне приказавшая любовь,
И под её атласной кожей
Бежит отравленная Кровь.

У Муки столько струн на лютне,
У счастья нету ни одной,
Взлетевший в Небо бесприютней,
Чем опустившийся на Дно.

Всякое Направление испытывает Влюблённость к тем или иным творцам и эпохам. Дорогие Могилы связывают людей Больше всего.

Детски-мудрое, до боли Сладкое Ощущение собственного незнания, - вот то, что нам даёт неведомое.

В 18 лет каждый из себя делает сказку...

И мы до сих пор не забыли
Хоть нам и дано забывать,
То Время, когда мы любили,
Когда мы умели летать.

Но клянусь - ты будешь моею,
Даже Если ты любишь другого,
Даже если долгие годы
Не удастся Тебя Мне встретить!

Много Есть людей, что, полюбив,
Мудрые, дома себе возводят,
Возле их благословенных нив
Дети резвые за стадом бродят.
А другим - жестокая любовь,
Горькие Ответы и вопросы,
С желчью смешана, кричит их кровь,
Слух их мучат злобным звоном осы.

Словно по сердцу ступаешь ты,
Рассыпая Звёзды и цветы.
Я не знаю, где ты их взяла,
Только отчего ты так светла
И тому, Кто мог с тобой побыть,
На земле уж нечего Любить?

Делюсь я с тобою властью,
Слуга твоей красоты,
За то, что полное Счастье,
Последнее счастье - ты!

Его Глаза - подземные озёра,
Покинутые, царские чертоги,
Отмечен знаком высшего позора,
Он Никогда не говорит о Боге.
Его уста - пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом,
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
И Руки, бледный мрамор полнолуний,
В них Ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.
Ему в веках достался странный жребий
Служить мечтой Убийцы и поэта,
Быть может, как родился он, на небе
Кровавая растаяла комета.
В его душе столетия обиды,
В его душе печали без названья,
За Все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен Цвет его атласной кожи,
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать... плакать Больше он не может.

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб Душа старела и росла.
Мы, Увы, со змеями не схожи,
Мы меняем Души, не тела.