Книга: Вечер у Клэр

- И Больше Ничего? - спрашивал я себя. И Жизнь Мне Показалось такой же: вот я проживу на свете столько-то лет и дойду до моей последней минуты и буду умирать. Как? Больше ничего?

Я всегда бессознательно стремился к неизвестному, в котором надеялся найти новые Возможности и новые страны; Мне казалось, что от соприкосновения с неизвестным вдруг воскреснет и проявится в более чистом виде Все Важное, все мои Знания, и Силы, и Желание понять еще нечто Новое; и, поняв, тем самым подчинить его себе.

И как в детстве я изобретал свои Приключения на пиратском корабле, о котором рассказал Мне Отец, так Потом я создавал королей, конквистадоров и красавиц, забывая, что Иногда красавицы были кокотками, конквистадоры - убийцами и Короли - глупцами.

Мысли у нее были несложные, зато более сильные и искренние; а это, господа, большое Счастье.

Если ты останешься жив после того, как кончится эта резня, ты прочтешь в специальных книгах подробное изложение героического поражения белых и позорно-случайной победы красных - если книга была написана ученым, сочувствующим белым, и героической победы трудовой армии над наемниками буржуазии - если Автор будет на стороне красных.

Слово " Смысл", - продолжал Виталий, - не Было бы фикцией только в том случае, Если бы мы обладали точным знанием того, что когда мы поступим так-то, то последуют непременно такие, а не иные результаты. Если это не всегда оказывается непогрешимым даже в примитивных, механических науках, при вполне определенных задачах и столь же определенных условиях, то как же ты хочешь, чтобы оно было верным в области социальных отношений, Природа которых нам непонятна, или в области индивидуальной психологии, Законы которой нам почти неизвестны? Смысла Нет.

Каждое, или почти каждое, Качество, доведенное до последней своей степени, перестает рассматриваться как обыкновенное свойство Человека и приобретает притягательную силу исключительности.

И, может быть, то, что я всегда недолго жалел о людях и странах, которые покидал, - может быть, это Чувство лишь кратковременного Сожаления Было таким призрачным потому, что Всё, что я видел и любил, - Солдаты, офицеры, Женщины, Снег и Война, всё это уже Никогда не оставит меня - до тех пор, Пока не наступит Время моего последнего, смертельного Путешествия, медленного Падения в чёрную глубину, в миллион раз более длительного, чем моё земное Существование, такого долгого, что, пока я буду падать, я буду Забывать это всё, что видел, и помнил, и чувствовал, и любил; и, когда я забуду всё, что я любил, тогда я умру.

- Ты веришь в то, что добровольцы победят?
- Нет, совсем не верю, потому и разочаровываться не буду.

Вся История, и Романтизм, и Искусство являлись лишь тогда, когда Событие, послужившее основанием их возникновения, уже умерло и более не существует, а то, что мы читаем и думаем о нём, - только Игра теней, живущих в нашем воображении.

Однако Опасность того сближения, мнимого и действительного, которое я считал своей болезнью, Никогда не была Далеко от меня; и изредка в приступах душевной лихорадки я не мог ощутить моего подлинного существования; гул и звон стояли в ушах, и на улице Мне становилось так Трудно идти, так трудно идти, как будто я с моим тяжёлым телом пытаюсь продвигаться в том плотном воздухе, в тех мрачных пейзажах моей фантазии, где так легко скользит удивлённая Тень моей головы.

В тот Вечер Мне казалось более очевидно, чем всегда, что никакими усилиями я не могу вдруг охватить и почувствовать ту бесконечную Последовательность мыслей, впечатлений и ощущений, совокупность которых возникает в моей памяти как ряд теней, отраженных в смутном и жидком зеркале позднего воображения.

Но вот что я тебе советую: Никогда не становись убеждённым человеком, не делай выводов, не рассуждай и старайся быть как можно более простым. И помни, что самое большое Счастье на земле - это Думать, что ты хоть что-нибудь понял из окружающей Тебя Жизни. Ты не поймёшь, тебе будет только казаться, что ты понимаешь; а когда вспомнишь об этом через несколько времени, то увидишь, что понимал неправильно. А ещё через Год или два убедишься, что и второй раз ошибался. И так без конца. И всё-таки это самое Главное и самое Интересное в жизни.

Горничная приходила и уходила раз пять за Вечер; и когда я как-то сказал Клэр, что её горничная очень Хорошо сохранилась для своего возраста и что Ноги её обладают совершенно юношеской неутомимостью, но что, впрочем, я считаю её не вполне нормальной - у неё или Мания передвижения, или просто малозаметное, но несомненное ослабление умственных способностей, связанное с наступающей старостью, - Клэр посмотрела на меня с сожалением и ответила, что Мне следовало бы изощрять моё специальное русское Остроумие на других. И Прежде всего, по мнению Клэр, я должен был бы вспомнить о том, что Вчера я опять явился в рубашке с разными запонками, что нельзя, как я это сделал позавчера, класть мои перчатки на её Постель и брать Клэр за плечи, точно я здороваюсь не за руку, а за плечи, чего вообще Никогда на свете не бывает, и что Если бы Она захотела перечислить Все мои погрешности против элементарных правил Приличия, то ей пришлось бы Говорить… она задумалась и сказала: пять лет. Она сказала это с серьёзным лицом - мне стало жаль, что такие Мелочи могут её огорчать, и я хотел попросить у нее прощения; но она отвернулась, Спина её задрожала, она поднесла платок к глазам - и когда, наконец, она посмотрела на меня, я увидел, что она смеётся.