Книга: Возраст зрелости. Страница 3

« Картины не захватывают, - подумал он раздраженно, - они предлагают себя, а существуют они или Нет, зависит только от меня, я свободен перед ними». Слишком свободен: это создавало в нем дополнительную Ответственность, и он почувствовал себя виноватым.

Он мог вообразить, что почувствовала Ивиш, но сам Никогда Ничего не чувствовал: для нее Вещи были живыми соучастниками, их постоянные эманации проникали в нее до самого нутра, Матье же всегда видел Предметы только издалека.

« Молодость занятна, - подумал Матье, - извне блестит, а внутри Ничего не чувствуешь». Ивиш чувствовала свою молодость. Борис тоже, но они Исключения. Мученики молодости. « Все мы просто не знали, что были молоды, - ни я, ни Брюне, ни Даниель. Мы поняли это только Потом».

Он ждал сквозь тысячи мелких, повседневных забот; Конечно, он попутно приударял за женщинами, путешествовал, наконец, зарабатывал на Жизнь. Но меж тем его единственной заботой Было оставаться наготове. Наготове для поступка. Поступка свободного и обдуманного, который определит его дальнейшую жизнь и станет ее началом. Он Никогда не мог полностью отдаться Любви, удовольствию, он никогда не был по-настоящему несчастлив, ему всегда казалось, что он где-то в другом месте, что он еще не полностью родился. Он ждал. А за это Время Тихо, исподтишка подкрались Годы и схватили его за шиворот. Теперь ему тридцать четыре. «Начинать следовало в двадцать пять. Как Брюне. Да, но тогда начинаешь с неполным пониманием сути. И в результате оказываешься одурачен… А я не хотел быть одураченным». Он мечтал поехать в Россию, бросить учебу, научиться какому-нибудь ремеслу. Но каждый раз за полшага до резких поворотов его удерживало Отсутствие достаточных оснований. А без них Всё рушилось. И он продолжал ждать…

Определенно он был не в ладу с самим собой: он закис в этом вязком зное и ощущал давнее монотонное Чувство обыденности - напрасно он повторял Фразы, которые когда-то его вдохновляли: «Быть свободным. Быть самодостаточным, способным себе сказать: я существую, потому что этого хочу, быть своим собственным истоком». Пустые, высокопарные Слова, докучная Болтовня интеллектуала.

он вдруг вернулся к столу, поднял вазу, которая оказалась очень тяжелой, и бросил ее на паркет: это пришло ему в голову внезапно, и сразу же после этого он почувствовал себя легким, как паутинка. Он восхищенно смотрел на черепки фарфора: что-то только что случилось с этой трехтысячелетней вазой среди пятидесятилетних стен, под вечным светом лета, что-то очень дерзкое, походившее на Рассвет. Он подумал: «Это сделал я!» - и почувствовал себя гордым, свободным от мира, без привязанностей, без семьи, без корней, махоньким упрямым ростком, прободавшим земную твердь.

Именно таким они меня видят. Даниель, Марсель, Брюне, Жак: Человек, который хочет быть свободным. Он ест, пьет, как Все остальные, он государственный служащий, он не занимается политикой, он читает поддерживающие Народный фронт «Эвр» и «Попюлер», у него Трудности с деньгами. Но он хочет быть свободным, как филателисты хотят приобрести коллекцию марок. Свобода - тайный Сад. Его маленький Сговор с самим собой. Человек ленивый и холодный, немного химерический, но в основе очень благоразумный, человек, который скрытно смастерил себе банальное, но прочное Счастье и изредка оправдывает себя возвышенными соображениями. Разве я не таков?

Существовать - это пить себя, не испытывая жажды.

Она подняла к нему ласковое безобразное Лицо. В нем была трогательная и почти чувственная Покорность, которая подстрекала скрытое Желание сделать ей больно, вызвать у нее Стыд. «Когда я ее вижу, - говорил Даниель, - я понимаю садистов».

Ведь Есть Разница, принимают ли Наркотики от отчаяния, чтобы разрушить себя, или ради того, чтобы утвердить свою свободу, - тогда это заслуживает только похвалы.

- У Деларю Есть Страсти, - сказал Борис, продолжая свою Мысль вслух, - но он Все равно не привязан ни к чему. Он свободен.

« Она чудная, - подумал Борис, - ей совестно Любить меня, потому что она старше. А по-моему, это естественно, Все равно нужно, чтоб Один был старше другого». К тому же это более нравственно: Борис не смог бы любить ровесницу. Если оба молоды, они не умеют себя вести и действуют суматошно, создается Впечатление, что они играют в детский Обед. Со зрелыми людьми все по-другому. Они солидны, они управляют партнером, и их Любовь весома. Связь с Лолой казалась Борису естественной и оправданной.

- Ты здесь, ты ласков, - сказала Лола, - кажется, что тебе Хорошо со мной, а Потом вдруг - Никого, и я не пойму: куда ты подевался?

- Быть ничем, - медленно повторил Матье. - Нет. Это не то. Послушай, я… я хотел бы зависеть только от себя.
- Да. Быть свободным. Абсолютно свободным. Вот он, твой Порок.