Книга: Записные книжки

В 1940 году, во Время "странной войны", я полюбил возвращаться домой за Пол Ночь. Жил я тогда на улице Соммерар. Как-то раз ко Мне подошла нетвердой походкой старая проститутка с седыми волосами. Она попросила проводить её домой, опасаясь облавы. Мы немного поболтали. На следующую ночь она встретилась мне опять. Мы познакомились. Теперь она каждую ночь, часа в три, когда я обычно возвращался, ждала меня на обычном месте, чтобы поговорить, нередко - до утра. Так продолжалось до вступления немцев в Париж, после чего она исчезла. У неё был поразительный Талант изображать Человека или обстановку и жесты настоящей трагической актрисы. Однажды, когда я ополчился на весь Мир, на всех этих спящих вокруг вшиварей, как я их назвал, она - с выразительностью, достойной лучших сцен мира, - подняла Руки и Глаза к небу и бросила: "А этот вшиварь Там, Наверху!"

Меланхолия от того, что Тебя поняли, - Ничего тяжелее для писателя Нет.

В душе у Тебя жила Песня. Кто же ее убил?

Позвонить кому-то и вдруг, от страха, что услышишь его Голос, повесить трубку. Так в конечном счете и выглядят мои Отношения с миром. Отшельничество, подкрашенное общительностью.

Вчерашняя (4 ноября) одинокая прогулка по берегу Уазы, от Бомона до Борана. По-моему, самое Лучшее на земле - это идти вот так осенью вдоль реки, уходить, уплывать Вместе с водой, без Усилия, без спешки, безо всего, чем отмечено любое Действие Человека.

Моя Жизнь - беспрерывная Попытка запеть. Но из этого Ничего не выходит.

Тоска - это Мука, которая идет на убыль, но конца этому Нет.

Легко пишется тем, Кто умеет писать о чем-то другом, а не о себе.

В предвоенные Годы жил Один старый больной Поэт, которого совершенно забыли и по просьбе которого, как я где-то прочел, всем посетителям должны были Говорить, будто его Нет дома. Время от времени жена - из жалости к нему - звонила в Дверь...

Отчаяние я заглушаю яростью, Ярость - отчаянием. Гомеопатия?

Все мои внутренние метания - из-за того, что невозможно Больше, чем я, Любить Жизнь и в то же самое Время почти непрерывно чувствовать себя в ней чужим, изгнанным, позабытым. Я похож на обжору, теряющего Аппетит, стоит ему вспомнить о неутолимом голоде.

Писание - это не Мысль, это передразнивание или, в лучшем случае, Повторение Мысли.

Чем Больше читаешь - а читаю я слишком много! - тем чаще говоришь себе " Нет, не то", а "то самое" опять улетучивается из книг, которые одну за другой поглощает твоя Лень. Ведь "то самое" нужно найти в себе, а не вовне. А в себе находишь одну Неуверенность да Рассуждения по поводу этой неуверенности.

Мне нечего сказать людям, а Всё, что говорят они, меня не интересует. И при этом я - Человек, несомненно, общительный, поскольку оживаю только среди других.