Он дрожал, оживляя в памяти
Ужасы, пережитые им самим, и - к своему собственному удивлению - плача над теми детьми, которые в одиночку столкнулись с еще большим ужасом и умерли в страхе.
Он провел рукой по лицу, раздосадованный своими чувствами к врагам, которые, скорее всего, не стали бы тратить своих чувств на него.
Если уж плакать, подумал Генрих, так
Лучше о себе.