пение [Тема] Страница 2

Поют те, у кого радостный внутренний Голос.

Как-то мама сказала ей, что Детство - большая синяя Волна, поднимающая Тебя вверх, несущая Вперёд, но исчезающая из виду, как только ты начинаешь Думать, что так будет всегда. За ней нельзя побежать, и Вернуть её тоже нельзя. Однако, Прежде чем исчезнуть, волна оставляет тебе Подарок на берегу - раковину рапаны. У неё внутри хранятся Звуки детства. И даже теперь, Если закрыть Глаза и внимательно прислушаться, Джамиля могла уловить Эти звуки: хохот младших братьев и сестёр, папины Слова, когда он нарушил Пост и съел три финика, Пение мамы, которая готовила еду, треск вечернего костра, шорох листов акации, стоявшей неподалёку от дома…

Это был уже не просто любезный Человек: когда он запел, в его глазах зажглись Другие Жизни, помимо его собственной.

Олег Майами: Грех п*дару Плохо петь.
Тамби: Это у Тебя на могильном камне будет?

Пение успокаивает Нервы, а Бог видит, как нужен Покой моим нервам.

- Что случилось?
- Ты не помнишь?
- Я... слышала Пение.
- Да. Я спел песенку и далеки убежали.
- Я была дома, Нет я была в ТАРДИС, и был яркий Свет. Это Всё что я помню.
- Роза Тайлер. Мы могли бы побывать в разных местах. Барселона, не в городе а на планете Барселона, тебе бы Там понравилось. У них живут Собаки без носов. Эту шутку я повторял так много раз а всё равно Смешно.
- Но что случилось?
- Возможно мы там побывает, но уже не так...
- Я не понимаю.
- Ты можешь перестать меня понимать. У меня может стать две головы или вообще ни одной, разве это будет хорошо?
Это очень странный Процесс, некогда не знаешь чем всё кончится.
- Доктор!
- НЕ ПОДХОДИ!
- Доктор, скажи Мне что происходит?
- Я вобрал в себя всю энергию временной воронки а этого нельзя Делать. Клетки моего тела умирают.
- И нечего нельзя сделать?
- Я делаю. Властители времени многое могут. Мы способны даже обмануть Смерть. Только... это значит что я изменюсь, и Больше я Тебя не увижу, и ты не увидешь моего прежнего Лица. Перед смертью
- Не говори так!
- Роза. перед смертью я хочу тебе сказать: ты молодец. Ты просто молодец. И знаешь что? Я тоже молодец!

- Все же не могут...
- Чего не могут?
- Веселиться, Петь, плясать... Не бе-да! Да-да-да! И тому подобное...

Что касается до соловья, то он на Жизненные невзгоды пожаловаться не мог. Пел он искони так сладко, что не только сосны стоеросовые, но и московские гостинодворцы, слушая его, умилялись. Весь Мир его любил, весь мир, притаив Дыхание, заслушивался, как он, забравшись в древесную чащу, сладкими песнями захлебывася. Но он был сладострастен и славолюбим выше всякой меры.

Я стою на краю на обрыве над рекой,
Hе могу пошевелить ни рукой, ни головой,
Защемило Сердце Мне, в голове замкнуло,
Мне осталось только Петь то, что ветром
В голову надуло...

Музыка укачивала.
Уводила вне кабинетика, куда-то под совсем Чужое Небо, чужие горячие Звезды, может быть, пальмы.
Под Свет софитов, к берегу Тихого океана, где белоснежный Песок и ледяные коктейли.
И Дамы в платьях настолько легких, что те плывут за ними по воздуху, повторяют любое движение.
Он подпевал певцу.
Он знал каждое слово,
каждую нотку этого чужого легкомысленного ослепительного мира -
знал, как хозяин.
Он великолепно вёл. Твердо и плавно.
Мягко и уверенно.
Словно я заранее знала Все движения,
словно Всё именно так и задумывалось с сотворения мира...

Топор звенит от наслаждения.

Я всегда буду Петь для Тебя. Неважно что, неважно где, Слышишь ли ты меня и Есть ли у меня Голос. Я всегда буду петь для тебя.

Мяуканье певицы напоминало Пение кошки. Причём за него Надо Было ещё и платить, причём платить деньгами, а не молочком...

"Когда-то Мне казалось, что они поют, потому что с миром Всё в порядке, - подумал Роберт Невилл. - Теперь я знаю, что ошибался. Они поют, потому что ни хрена не смыслят".