СамИздат: Белая Перчатка

Я был несправедлив к Мирей, я навязал ей Роль, совершенно ей несвойственную, я попал в сети собственной гордыни, Мне почти стыдно. Однако я не за что не променял бы два Года своего безумия на пять лет счастливого брака. Мне дорог был расплавленный свинец, сердечный Жар и Дрожь в моих коленях, мне дорог был Господь на небесах, когда я видел локон золотой… Как видишь, из меня еще может получиться приличный Поэт, Если я подольше посижу в своем имении… Вместо того, чтобы бегать за призраками и писать пошлые Письма…

Тот, Кто любит, не ошибается местом и временем…

Когда я созерцал Мирей, не замеченный ею и потому не стесненный необходимостью Делать скучное Лицо, по моим жилам тек расплавленный свинец. Когда я говорил с ней, Все мои Силы уходили на то, чтобы Она не догадалась, что происходит со мной, поэтому я не искал с ней бесед, лживых от начала и до конца. Ее кокетливые Взгляды и Намеки, направленные на мою персону, были форменными стрелами Артемиды, смертоносными, разящими без промаха. Я знал каким-то дальним чувством, что наступит Однажды Момент, лишенный всяческой двусмысленности - момент истины, момент, когда она коснется губами моего Лица… Я страшился этого момента, потому что был согласен за него умереть. За него или в нем.

Я, видишь ли, отношусь к той несчастной породе людей, которые к Любви относятся серьезно.

Касаться возлюбленной и лапать мамзель - Вещи несопоставимые, как выдержанный коньяк и сивуха. Конечно, бывают моменты, когда и сивуха скрасит Быт, но в здравом уме и твердой памяти следует предпочитать выдержанный коньяк.

- Видишь ли… - задумчиво произнес Лианкур, барабаня пальцами по пустой бутыли, - видишь ли, Дело тут вовсе не в том, а в са Мой природе Любви. Как я понимаю, вся эта салонная Болтовня не имела к ней никакого касательства… Я был влюблен в Мирей, как любят Герои самых пошлых рыцарских романов. Она застилала Мне Свет. Я молился на нее, сестру Феба-лучника, что, смеясь, стреляет в мужчин. Ее большое Сердце лишь способствовало такому положению вещей. Я не искал ее объятий, поскольку совершенно уверился, что этот ее Товар довольно дешев… Проклятая Гордость не желала мириться с тем, что я являюсь для нее десятым пехотинцем в шестом ряду. Я полагал - пусть она обладает хоть сотней мужей и случайных любовников, только я оставлю в ее сердце неизгладимый След… Я бился за незримые области, области высокого напряжения. Да, друг мой, я сам вырыл себе выгребную яму, и не замедлил в нее упасть. Правда, тогда мне казалось, что я возношусь на Небеса в своем безответном чувстве. Я верил, глупец, что Сила моей любви не может остаться в тени, что она самим своим безумием привлечет ее, перевернет ее душу, сделает ее воистину моей. Что я буду единственным, кого она полюбит по-настоящему, всей душой, всем сердцем, я жаждал поразить ее Воображение. Иногда мне казалось, что я добился на этом поприще определенного успеха, и тогда я бывал безоглядно счастлив. Я не имел никаких доказательств и толковал События, как мне заблагорассудится…

Как прекрасно рассуждать о греческих богах и полном отсутствии богов теперь, когда твое колено обвивает дамская ножка! Прекрасно искать дриад в ночных парках. Награда всегда была ощутимой… А Потом - Война, пиф-паф, прощай, прелестница, нас Ждет Осада Трои…

- Все это тщета, любезный друг, - произнес он. - Старое тряпье. В душе писателей Нет Ничего, кроме старого тряпья. Его разносили еще древние…
- Чем же ты занимаешься на самом деле?
- Раскладываю тряпье по полкам… Очень дисциплинирует.

- А Мне кажется, ты здесь скучаешь.
- Отнюдь, отнюдь… Я, как ты можешь догадаться, открыл у себя склонность к писательству. А писательству пристала Тишина.

- Самое пикантное на свете - Правда. Хотя и это Рассуждение весьма тривиально. А тривиальному Место в столе.

В Наше Время звонкое Прозвище - Больше, чем успешная Карьера.

По его словам, столичная сутолока потеряла для него Привлекательность, старые Раны настроили на философский лад, и теперь он, Бывший вольнодумец, решил всерьез подумать о душе. В Связи с чем делает опись фамильной библиотеки, возделывает свой Сад, перекладывает пятистопным ямбом Софокла и т. д., с наилучшими пожеланиями и пр. и пр. Мы лениво переписывались, чем дальше, тем реже, и, видимо, совершенно перестали бы испытывать надобность друг в друге - что Делать, Дружба не выдерживает проверки расстоянием и различием интересов. Если бы не мои Обстоятельства, не знаю, пришлось бы нам когда-либо вновь провести Ночь у одного камина.

Где мои двадцать лет? В коллективную Честь Верят лишь Дети и Глупцы.