Персонаж: Китнисс Эвердин. Страница 7

Знаю, что Мне нужен не Огонь Гейла, подпитываемый гневом и ненавистью, а весенний одуванчик - Символ возрождения, Обещание того, что, несмотря на Все потери, Жизнь продолжается. Что все снова будет Хорошо. И это может дать мне только Пит. И когда он шепчет мне:
- Ты меня любишь. Правда или ложь?
Я отвечаю:
- Правда.

- У Тебя... очень хорошая Память, - говорю я, запинаясь.
- Я помню Все, что связано с тобой, - отвечает Пит, убирая Мне за ухо выбившуюся прядь. - Это ты Никогда не обращала на меня внимания.
- Зато теперь обращаю.
- Ну, здесь-то у меня мало конкурентов. Мне снова Хочется невозможного: спрятаться ото всех, закрыть ставни. Под ухом прямо-таки слышу шипение Хеймитча: «Скажи это! Скажи!» Я сглатываю комок в горле и произношу:
- У тебя везде мало конкурентов.

То, что я чувствую, должно принадлежать только Мне.

- Вы, значит, будете давать нам Советы? - говорю я Хеймитчу.
- Даю прямо Сейчас: останься живой, - отвечает Хеймитч и дико хохочет.
Я бросаю Взгляд на Пита, Прежде чем вспоминаю, что решила не иметь с ним никаких дел. С удивлением замечаю в его глазах жесткость.
- Очень Смешно, - говорит он без обычного добродушия и внезапно выбивает из Руки Хеймитча стакан. Тот разлетается на осколки и его содержимое течет по проходу, как Кровь. - Только не для нас.

Прим не помнила себя от радости, что мама снова в порядке, но я была настороже и Все боялась, что это не надолго. Я ей Больше не доверяла. Во Мне выросло что-то жесткое и неуступчивое, и оно заставляло меня ненавидеть маму за ее Слабость, за безволие, за то, что нам пришлось пережить. Прим сумела простить, я - Нет. Между нами все стало по-другому. Я оградила себя стеной, чтобы Никогда больше не нуждаться в маме.
Теперь я умру и Ничего уже не исправлю. Я вспомнила, как кричала на нее сегодня в Доме правосудия. Но ведь я сказала, что люблю ее. Может быть, одно уравновешивает другое?

Пит глядит Мне прямо в Глаза и ободряюще сжимает мою ладонь. А может, это просто нервный спазм? Что ж, думаю я. В конце концов, нас двадцать четыре. Есть Шанс, что кто-то убьет его Раньше меня.

- По крайней мере у вас приличные Манеры, - говорит Эффи, когда мы заканчиваем Главное блюдо. - Прошлогодняя Пара ела Всё руками, как Дикари. У меня от этого совершенно пропадал аппетит.
Те Двое с прошлого Года были детьми из Шлака, и они Никогда за всю свою Жизнь не наедались досыта. Неудивительно, что Правила поведения за столом не сильно их заботили. Мы - другое Дело. Пит - Сын пекаря; нас с Прим учила мама. Что ж, пользоваться вилкой и ножом я умею. Тем не менее замечание задевает меня за живое, и до конца ужина я ем исключительно пальцами.
Потом вытираю Руки о скатерть, заставляя Эффи поджать Губы еще сильнее.

Ты не умрешь. Я тебе запрещаю. Ясно?

Добрые Люди норовят проникнуть тебе в самое Сердце.

Музыка по части полезности для меня занимает Место где-то между бантиками для волос и радугой. И то по радуге можно хотя бы погоду определить.

Сразу становится понятно, что бурные восторги у меня не идут. Пробуем выставить меня дерзкой, но с гонором тоже напряженка. Для свирепой я слишком субтильная. Я не остроумная. Не забавная. Не сексапильная. Не загадочная. К концу консультации я вообще никакая.

Жажда мести пылает долго и обжигающе. Особенно, Если каждый Взгляд в Зеркало укрепляет ее.
(Мечта о мести может Жить очень, очень долго - особенно если её подпитывает каждый взгляд, брошенный в зеркало.)

Камень всякий раз торжествует над человеком.

Если Есть более сильное Ощущение беспомощности, чем пытаться добраться до кого-то любимого, Кто попал в ловушку под землей, то я не знаю такого.