Автор цитат: Кнут Гамсун. Страница 1

К сожалению, соседями овладели Гордыня и мотовство. Конечно, Было очень даже приятно хоть раз в Жизни дать волю самым безумным желаниям, даже Если Потом всю Жизнь придётся за это расплачиваться. Но всего хуже было то, что гордыня оборачивалась утратой Чувства реальности и леностью.

Мы Все получаем то, что заслужили. Не Надо винить Никого, кроме себя.

Однако же бывает, что Человек взлетает выше, чем ему позволяют Крылья, и тогда он падает на землю.

Всё на свете имеет Конец. Когда это Ощущение возникло Впервые, я испытал такое Чувство, будто у меня что-то пропало, будто мои карманы обчистил Вор. И я задумался - могу ли я перенести случившееся, могу ли примириться с собой самим. Отчего же Нет. Я не тот, что Прежде, но это совершилось бесшумно, совершилось мирно и неотвратимо. Всё на свете имеет конец. В преклонном возрасте Человек не Живет настоящей жизнью, он питается воспоминаниями. Мы подобны разосланным письмам, мы уже доставлены, мы достигли Цели. Не всё ли равно, принесли мы Радость или Горе тем, Кто нас прочел, или вообще не вызвали никаких чувств. Я благодарен за Жизнь, Жить Было интересно!

Странник играет под сурдинку, когда проживет Пол века. Тогда он играет под сурдинку.
А ещё я мог бы сказать это иначе:
Если он слишком Поздно вышел осенью по ягоды, значит, он вышел слишком поздно, и если в Один прекрасный День он чувствует, что у него Нет Больше сил ликовать и радоваться Жизни, в этом может быть повинна Старость, не судите его строго! К тому же для постоянного довольства самим собой и всем окружающим потребна известная доля скудоумия. А светлые минуты бывают у каждого. Осужденный сидит на телеге, которая везёт его к эшафоту, гвоздь мешает ему сидеть, он отодвигается в сторону и испытывает Облегчение.

Есть Люди, которые, оступившись, могут подняться и спокойно шагать дальше по Жизни, разве что синяков насажают, а есть Другие, которые так и не могут встать.

Мудрец - что знает он о женщине?
Во-первых, он не мог стать мудрым, Пока не состарился, следовательно, он знает женщину лишь по воспоминаниям. А во-вторых, у него Нет и воспоминаний, ибо он Никогда не знал её. Человек, имеющий предрасположение к мудрости, всю свою Жизнь занят только этим предрасположением и ничем другим, он холит его и пестует, трясется над ним, Живет для него. Никто не ходит к женщине, чтобы набраться мудрости. Четверо мудрейших мира, которые оставили нам свои Размышления о женщине, сидели и выдумывали её; они были стариками, независимо от того, молодыми или преклонных лет, они умели ездить лишь на волах. Они не знали женщину в святости её, не знали женщину в прелести её, не знали, что без Женщины нельзя Жить. Но они писали и писали о женщине. Подумать только, писали, никогда не видав её.

Я определённо заметил, что стоит Мне поголодать несколько дней подряд, как Мой Мозг начинает словно бы вытекать и Голова пустеет. Она становится лёгкой и бесплотной, я Больше не чувствую её у себя на плечах, и мне кажется, что, когда я на кого-нибудь гляжу, Глаза мои раскрываются до невероятности широко.

Хмель прошел, осталась Тяжесть.

Все вокруг Было погружено в темноту, стояла Тишина, полнейшая тишина. Лишь в высоте звучала вечная Песня воздушных стихий, далекий, монотонный гул, который Никогда не смолкает. Я так долго прислушивался к этому бесконечному, тоскливому звучанию, что Мне сделалось не по себе; ведь это была Музыка блуждающих миров, Мелодия звезд…

В преисподней метались злобные Черти и рвали на себе Волосы, оттого что я так долго не совершал смертного греха, за который Господь по справедливости низверг бы меня в ад…

Чем дальше я уходил, тем радостнее становилось Мне от Мысли, что я преодолел это тяжкое Искушение. Я думал о том, что остался честным человеком, что у меня твердая Воля, что я, как яркий Маяк, возвышаюсь над мутным людским морем, где плавают обломки кораблекрушений, и это исполняло меня гордости.

Пути счастья сплошь и Рядом неисповедимы.

Я стал внушать себе, что, Если б я теперь добыл еды, Голова моя снова пришла бы в Расстройство, Мне пришлось бы бороться с тою же самой лихорадкой в мыслях, с наплывом безумных фантазий. Таков уж я был, Еда приносила мне Вред; это была моя Странность, мое особенное свойство.