Автор цитат: Валентин Пикуль. Страница 4

Жившая в своем веке просвещенного абсолютизма, Она была женщиной умной, образованной. Естественно, она не жаловала придворных дураков:
-   Если Один дуралей Камень в Неву закинет, так Потом сорок Вольтеров не знают, как его оттуда вытащить.

Но помни, что имеешь Дело с живыми людьми, а Люди  - не Бумага, которую и скомкать можно. Человека же, Если скомкаешь, никаким утюгом не разгладишь...

-  А я жалею, что не Мужчина и не служу в армии.
В таких случаях доза лести крайне необходима.
-  Вы легко достигли бы чина фельдмаршальского!
- С моим-то драчливым характером?  - хмыкнула Екатерина.  - Что вы, посол! Меня бы пришибли еще в чине поручика.  - Прощаясь с Дюраном, Она вдруг в полный мах отвесила ему политическую оплеуху.  - Я не знаю, как сложатся мои дальнейшие Отношения с Версалем, но можете отписать королю: Французы способны Делать в политике лишь то, что они могут делать, а Россия станет делать Все то, что она хочет делать...

Рядом со своим лицом он видел её Лицо, ставшее в лунном свете моложе. Потемкин поймал себя на Мысли, что ему Хочется взять её за шею и трясти за Всё Прошлое так, чтобы Голова моталась из стороны в сторону. Екатерина, очевидно по выражению Лица, догадалась о состоянии Мужчины.
- Ну... бей!  - сказала Она.  - Бей, только не отвергай.
В этот Момент ему стало жаль её. Он понёс женщину в глубину комнат, ударами ботфорта распахивая перед собой половинки дверей, сухо трещавшие. Екатерина покорилась ему.
-  Пришёл… все-таки пришёл,  - бормотала она.  - Не хочешь быть шестым  - и не Надо! Будь последним моим, проклятый...

А вечером, попивая с Нарышкиным слабенькое винцо возле камина, ученый слушал этого старого Человека, сокрушавшегося о бедах отечества.
-  Я ведь долго жил в Европе,  - говорил он,  - и много живу в России. Для Европы Она всегда останется сфинксом, и Все будут удивляться нашему могуществу и нашим бедам. Но для меня, для русского, останется трагической загадкой: как мы ещё не погибли окончательно под руинами собственных ошибок?

... графиня Прасковья Брюс вопросительно взирала на свою царственную подругу. Екатерина сама поделилась с нею первыми женскими впечатлениями:
- Плохо, Если много усердия и очень мало фантазии...
Брюсша поняла: Васильчиков  - лишь случайный эпизод, и долго корнет не удержится, ибо в Любви без фантазии Делать нечего.
- А когда ты решилась на это, Като?
- Когда сильно рыдала, прощаясь с Орловым...
- Мужчины верно делают, что слезам нашим не Верят!

Как только я Тебя увидел,
я желаю сказать о своей любви.
Но какая Мука Любить ту,
которая не может быть моей.
Ты, жестокое Небо! Зачем же, зачем
ты сделало её великой?
Зачем, о небо, ты желаешь,
чтобы я любил лишь её одну?
Имя её для меня постоянно священно,
а Образ её всегда в моём Сердце.

Если отнять у людей надежду на возвышение, то Руки у всех на Руси отсохнут и Никто Ничего Делать не станет. А держава одной аристократией сильна не будет...

Она вышла на Балкон дворца, под нею хороводил и галдел Народ московский, и князь Вяземский не удержался от лести:
- Ах, матушка наша! Гляди сама, сколько много расплескалось на этих стогнах радости и Любви к тебе, великая осударыня.
Екатерина Хорошо знала цену любой лести:
- Если бы Сейчас не я на балкон вышла, а учёный Медведь стал бы «барыню» отплясывать, Поверь, собралась бы Толпа ещё Больше.

Путешествие Было обставлено помпезно, но Екатерина указала эскадре приставать к берегам пореже, дабы дипломатический корпус, сопровождавший её, не слишком-то приглядывался.
- У них ведь как, - сказала Она фавориту, - увидят помойку или пьяных на улице - радуются, а покажи им достойное и похвалы заслуживающее - косоротятся, будто это ради нарочитого показа сама выдумала, чтобы «поддать дыму» всей Европе...

- Ну, как Она сей День? - спросил полицмейстер.
- Злая... По причине отказа Руссо поселиться в Гатчине. Ему, видишь ли, Климат наш не по нраву. Мне он тоже не нравится, но я смирился - живу... Мы, Русские, не от климата помираем!

Доносчики нетерпимы, но доносы полезны.

- Чувствую, как чьи-то Руки, очень грубые, но опытные, задирают на Мне юбки, спуская с меня панталоны... Като, ты понимаешь весь Мой Ужас? Я сначала решила, что попала в вертеп искусных распутников, и ожидала насилия. Но вместо этого меня стали сечь, а Кто сечёт - не видать. Святоша же с просфоркой в зубах, как собака с костью, присел возле меня, несчастненькой, и вдруг заявляет: «Ах ты задрыга такая, будешь ещё к графу Григорию Орлову подлаживаться?» Като, подумай, что я выстрадала: сверху крестят, снизу секут... Уж Лучше бы меня изнасиловали!..
Подруга заплакала. Екатерина пожала плечами:
-  Интересно, кто бы эту комедию придумал?

Я достаточно пожил в России - здесь Трудно Жить, но дышится легче, чем в Европе...