Книга: Дневник писателя. Страница 2

Вы отцы, они ваши Дети, вы современная Россия, они будущая: что же будет с Россией, Если Русские отцы будут уклоняться от своего гражданского долга и станут искать уединения или, Лучше сказать, отъединения, ленивого и цинического, от общества, народа своего и самых первейших к ним обязанностей.

Ну Кто всего Ближе стоит к народу? Духовенство? Но духовенство Наше не отвечает на Вопросы народа давно уже. Кроме иных, еще горящих огнем ревности о Христе священников, часто незаметных, никому не известных, именно потому что Ничего не ищут для себя, а живут лишь для паствы, - кроме этих и, Увы, весьма, кажется, немногих, остальные, Если уж очень потребуются от них Ответы, - ответят на вопросы, пожалуй, еще доносом на них. Другие до того отдаляют от себя паству несоразмерными ни с чем поборами, что к ним не придет Никто спрашивать.

А то выставится знамя с надписью на нем: «Après nous le déluge» (После нас хоть потоп)! Неужели столь славная « Цивилизация» доведет европейского Человека до такого девиза, да тем с ним и покончит? К тому идет.

А впрочем, неужели и впрямь я хотел кого убедить. Это была Шутка. Но - слаб Человек: авось прочтет кто-нибудь из подростков, из юного Поколения...

Есть у нас, впрочем, одно Утешение, Одна великая наша Гордость перед народом нашим, а потому-то мы так и презираем его: это то, что он национален и стоит на том изо всей Силы, а мы - общечеловеческих убеждений, да и Цель свою поставили в общечеловечности, а стало быть, безмерно над ним возвысились. Ну вот в этом и весь Раздор наш, весь и Разрыв с народом, и я прямо провозглашаю: уладь мы этот пункт, найди мы точку примирения, и разом кончилась бы вся наша рознь с народом. А ведь этот пункт есть, ведь его найти чрезвычайно легко.

Да и вообще вся наша русская Азия, включая и Сибирь, для России Всё еще как будто существуют в виде какого-то привеска, которым как бы вовсе даже и не хочет европейская наша Россия интересоваться. «Мы, дескать, Европа, что нам Делать в Азии?» Бывали даже и очень резкие Голоса: «Уж эта наша Азия, мы и в Европе-то не можем себе порядка добыть и устроиться, а тут еще суют нам и Азию. Лишняя вовсе нам эта Азия, хоть бы ее куда-нибудь деть!» Эти Суждения Иногда и теперь раздаются у умников наших, от очень их большого ума, Конечно.

И заметьте, как только после времен и веков (потому что тут тоже свой Закон, нам неведомый) начинал расшатываться и ослабевать в данной национальности ее Идеал Духовный, так тотчас же начинала падать и Национальность, а Вместе падал и весь ее гражданский устав, и померкали Все те гражданские Идеалы, которые успевали в ней сложиться.

Откуда же, коли так, взяться идеалу гражданского устройства в обществе человеческом? А следите исторически, и тотчас увидите, из чего он берется. Увидите, что он Есть единственно только продукт нравственного самосовершенствования единиц, с него и начинается, и что Было так спокон века и пребудет во веки веков. При начале всякого народа, всякой национальности идея нравственная всегда предшествовала зарождению национальности, ибо Она же и создавала ее.

Знаете ли, что весьма Многие Люди больны именно своим здоровьем, то Есть непомерной уверенностью в своей нормальности, и тем самым заражены страшным самомнением, бессовестным самолюбованием, доходящим иной раз чуть ли не до Убеждения в своей непогрешимости.

Эта Радость о неудачах России и легкомысленное визжание от восторга, что Россия так-де вдруг оказалась «слаба, без финансов, с расстроенным войском, с недовольным и ропчущим народом, с нигилизмом, подточившим Общество» - Все Эти небылицы, несомненно, носят на себе Печать столь известного происхождения. О, нельзя, чтоб не нашлись и Русские перья, готовые писать в унисон с клерикалами, но эти корреспонденции за границу не могут быть, кажется, написаны русскими: слишком уж Было бы это подло. Тем не менее клерикалы, может быть и не очень стараясь, несомненно направляют даже и русские перья у нас дома. Они их вовсе, может быть, и не подговаривают, и в сношения с ними, прямые и надлежащие, не вступают, потому что эти бойкие либеральные перья принадлежат Иногда честнейшим людям, которые, выслушав прямое Предложение клерикала, может быть, спустили бы его даже с лестницы. Но зато клерикал, особенно у нас обжившийся, отменно знает, что ему и ходить к бойкому перу не нужно, потому что бойкое русское перо ему и даром Всё на Пишет, - единственно воображая (о, милые!), что это и честно, и либерально. Бойкое перо возмущается, например, клерикалами, облепившими во Франции Мак-Магона, и пишет грозные против них статьи. Но в то же Время он русского римского клерикала не только не заметит, но подчас запоет ему в самый полный унисон. Есть такие, есть. И хитрые наши римские клерикалы даже, может быть, дивятся на них: «Ведь Охота же это им этак шлепаться между двух стульев, - кивают они главами своими. - И ведь как бескорыстно! Правда, надобно же быть до конца либеральным. Ведь вот они кричат, что Россия Права даже не имеет освобождать славян: да ведь за это им мало сто тысяч дать! И всё-то это между двух стульев, поминутно, да поминутно. Как им не больно только? Заживает, что ли, у них так скоро...»

Чем богаче духовно Нация, тем Она и матерьяльно богаче... А впрочем, что ж я какие старые Слова говорю!

О, Конечно, Человек всегда и во Все Времена боготворил матерьялизм и наклонен был Видеть и понимать свободу лишь в обеспечении себя накопленными изо всех сил и запасенными всеми средствами деньгами. Но Никогда Эти Стремления не возводились так откровенно и так поучительно в высший принцип, как в нашем девятнадцатом веке. «Всяк за себя и только за себя и всякое Общение между людьми единственно для себя» - вот нравственный принцип большинства теперешних людей, и даже не дурных людей, а, напротив, трудящихся, не убивающих, не ворующих. А Безжалостность к низшим массам, а Падение братства, а Эксплуатация богатого бедным, - о, конечно, Всё это Было и Прежде и всегда, но - но не возводилось же на степень высшей правды и науки, но осуждалось же христианством, а теперь, напротив, возводится в Добродетель.

Впрочем, атеист или равнодушный в деле веры русский европеец и не понимает веры иначе как в виде формалистики и ханжества. В народе же они не видят Ничего подобного ханжеству, а потому и заключают, что он в вере ничего не смыслит, молится, когда ему Надо, доске, а в сущности равнодушен, и Дух его убит формалистикою. Духа христианского они в нем не приметили вовсе, может быть, и потому еще, что сами этот дух давно уже потеряли, да и не знают, где он находится, где он веет.

Несут сосуд с драгоценною жидкостью, Все падают ниц, все целуют и обожают сосуд, заключающий эту драгоценную, живящую всех влагу, и вот вдруг встают Люди и начинают кричать: «Слепцы! чего вы сосуд целуете: Дорога лишь живительная влага, в нем заключающаяся, дорого содержимое, а не содержащее, а вы целуете стекло, простое стекло, обожаете сосуд и стеклу приписываете всю Святость, так что забываете про драгоценное его содержимое! Идолопоклонники! Бросьте сосуд, разбейте его, обожайте лишь живящую влагу, а не стекло!» И вот разбивается сосуд, и живящая влага, драгоценное содержимое, разливается по земле и исчезает в земле, разумеется. Сосуд разбили и влагу потеряли. Но Пока еще влага не ушла вся в землю, подымается суматоха: чтобы что-нибудь спасти, что уцелело в разбитых черепках, начинают кричать, что Надо скорее новый сосуд, начинают спорить, как и из чего его сделать. Спор начинают уже с самого начала; и тотчас же, с самых первых двух слов, спор уходит в букву. Этой букве они готовы поклониться еще Больше, чем прежней, только бы поскорее добыть новый сосуд; но спор ожесточается, люди распадаются на враждебные между собою кучки, и каждая кучка уносит для себя по нескольку Капель остающейся драгоценной влаги в своих особенных разнокалиберных, отовсюду набранных чашках и уже не сообщается впредь с другими кучками. Каждый своею чашкой хочет спастись, и в каждой отдельной кучке начинаются опять новые споры. Идолопоклонство усиливается во столько раз, на сколько черепков разбился сосуд.