Книга: Невыносимая лёгкость бытия. Страница 3

Человек творит свою Жизнь по законам красоты, даже в пору самой глубокой безысходности.

Кто не думает о теле, тот ещё скорее становится его жертвой.

То, что отличает Человека учившегося от самоучки, измеряется не знаниями, а иной степенью жизнеспособности и самосознания.

Жизненную драму всегда можно выразить метафорой тяжести.

Музыка избавляет от одиночества, замкнутости, библиотечной пыли, открывает в его теле двери, сквозь которые Душа выходит брататься с людьми.

То, чего мы не выбираем, нельзя считать ни нашей заслугой, ни нашим невезением.

Истинная Доброта Человека во всей её чистоте и свободе может проявиться лишь по отношению к тому, Кто не обладает никакой силой. Подлинное нравственное Испытание человечества, то наиглавнейшее испытание (спрятанное так глубоко, что ускользает от нашего взора) коренится в его отношении к тем, кто отдан ему во Власть: к животным. И здесь Человек терпит полный Крах, настолько полный, что именно из него вытекают и Все остальные.

Эстетическим идеалом категорического согласия с бытием Есть Мир, в котором Говно отвергнуто и Все ведут себя так, словно его не существует вовсе. Этот эстетический Идеал называется "кич". Кич есть абсолютное Отрицание говна в дословном и переносном смысле Слова.

Говно - более сложная теологическая Проблема, чем Зло. Бог дал человеку свободу, и мы можем в конце концов допустить, что он не ответственен за человеческие преступления. Однако Ответственность за говно в полной мере несёт лишь тот, Кто Человека создал.

Жизнь, которая исчезает Однажды и Навсегда, жизнь которая не повторяется, подобна тени. Она без веса, она мертва наперёд и как бы ни была страшна, прекрасна или возвышенна, этот Ужас, возвышенность и Красота ровно Ничего не значат.

И эта Женщина, это олицетворение абсолютной случайности, лежит теперь Рядом с ним и глубоко дышит во сне.

Мы Все не допускаем даже Мысли, что Любовь нашей Жизни может быть чем-то лёгким, лишённым всякого веса; мы полагаем, что наша любовь - именно то, что должно Было быть; что без неё наша Жизнь не была бы нашей жизнью. Нам кажется, что сам Бетховен, угрюмый и патлатый, играет нашей великой Любви своё "Es muss sein!".

Einmal ist keinmal, повторяет Томаш немецкую поговорку. Единожды - Всё равно что Никогда. Если нам суждено проживать одну-единственную Жизнь - это значит, мы не жили вовсе.

Несколько дней Назад Тереза снова запала ему в душу: как обычно, Она вернулась утром домой с молоком, и когда он открыл Дверь, она стояла и прижимала к груди ворону, завёрнутую в красную косынку.
Так в охапке держат цыганки своих детей. Он Никогда не забудет этого: огромный, печальный клюв Вороны возле её лица.
Она нашла её зарытой в землю. Так когда-то поступали Казаки с пленными недругами. "Это сделали Дети", - сказала она, и в этой фразе была не только простая констатация, но и неожиданная Брезгливость к людям. Он вспомнил, как недавно она сказала ему: "Я становлюсь благодарной тебе, что ты никогда не хотел иметь детей".