Персонаж: Сергей Петрович Зиновьев

Но ревновать можно только тех, кого любишь, а разве я люблю девушку в красном? Если Любить всех девушек, которых я встречаю, живя под луной, то не хватит сердца, да и слишком жирно...

Утро Было прелестное. Само Счастье, казалось, висело над землей и, отражаясь в бриллиантовых росинках, манило к себе душу прохожего... Лес, окутанный утренним светом, был тих и неподвижен, словно прислушивался к моим шагам и чириканью птичьей братии, встречавшей меня выражениями недоверия и испуга... Воздух был пропитан испарениями весенней зелени и своею нежностью ласкал мои здоровые Лёгкие. Я дышал им и, окидывая восторженными глазами простор, чувствовал весну, Молодость, и Мне казалось, что молодые березки, придорожная травка и гудевшие без умолку майские жуки разделяли это моё Чувство. «И к чему Там, в мире,  - думал я,  - теснится Человек в своих тесных лачугах, в своих узких и тесных идейках, Если здесь такой простор для Жизни и Мысли? Отчего он не идет сюда?»

- Вторые Сутки спит, и Всё ему мало! Да вы знаете, какой сегодня День?  - спросил Поликарп, входя в спальную и глядя на меня так, как Умные глядят на дураков.
- Среда,  - сказал я.
- Как же, беспременно. Нарочно для вас так и сделали, чтобы в неделе две среды Было...
- Сегодня Четверг!  - сказал Доктор.

- Так горячо не заступаются за честное Имя Женщины, к которой равнодушны...
- Заступаются, брат... Но Дело не в этом...

- Мне вот как хотелось бы умереть. Одеться в самое Дорогое, модное Платье, какое я на днях видела на здешней богачке, помещице Шеффер, надеть на Руки браслеты... Потом стать на самый верх Каменной Могилы и дать себя убить молнии так, чтобы Все Люди видели... Страшный Гром, знаете, и Конец...
- Какая дикая Фантазия!  - усмехнулся я, заглядывая в Глаза, полные священного ужаса перед страшной, но эффектной смертью.  - А в обыкновенном платье вы не хотите умирать?
- Нет... - покачала головой Оленька.  - И так, чтобы все люди видели.

Замолчите Лучше и не оскорбляйте воздуха вашим язычком! Я, на вашем бы месте, на семи осинах удавился, а вы полотно покупаете... улыбаетесь!

- Дело не в надежной Любви, а в Счастье...
- С ним я буду счастлива... Состояние у него - Слава богу, и не голяк он какой-нибудь, не нищий, а дворянин. Я в него, Конечно, не влюблена, но разве только те и счастливы, которые по любви женятся? Знаю я Эти браки по любви!
- Дитя мое,  - спросил я, с ужасом глядя в её светлые Глаза,  - когда вы успели нафаршировать вашу бедную головку этой ужасной житейской мудростью?

Любовь и Ревность делают Человека несправедливым, бессердечным, человеконенавистником...

Но бывают нередко минуты, когда я, вглядевшись в стоящий на моем столе Портрет, чувствую непреодолимое Желание пройтись с «девушкой в красном» по лесу под шумок высоких сосен и прижать её к груди, несмотря ни на что. В Эти минуты прощаю я и Ложь и Падение в грязную Пропасть, готов простить Всё для того, чтобы повторилась ещё раз хотя бы частица прошлого...

«В высшей степени достойная особа» представляла из себя девятнадцатилетнюю девушку с прекрасной белокурой головкой, добрыми голубыми глазами и длинными кудрями. Она была в ярко-красном, полудетском, полудевическом Платье. Стройные, как иглы, ножки в красных чулках сидели в крошечных, почти детских башмачках. Круглые плечи её Всё Время, Пока я любовался ею, кокетливо ёжились, словно им Было Холодно и словно их кусал Мой Взгляд. <...> У меня же, помню, затеплилось в груди Хорошее Чувство. Я был ещё поэтом и в обществе лесов, майского вечера и начинающей мерцать вечерней Звезды мог глядеть на женщину только поэтом… Я смотрел на девушку в красном с тем же благоговением, с каким привык глядеть на леса, Горы, лазурное Небо.