Книга: Князь Серебряный

Морозов гордо повел очами.
-  Ещё шуток хочешь, государь? Изволь, я Тебя потешу! Оставался у тебя из Верных слуг твоих ещё Один, древнего, боярского рода; его ты откладывал казнить, потому ли, что страшился божьего гнева или что не придумал еще достойной казни ему. Жил он Далеко от тебя, под опалою, и мог бы ты Забыть про него; но ты, государь, Никого не забываешь! Послал ты к нему своего окаянного Вяземского, сжечь его Дом и жену увезти. Когда ж он пришел к тебе просить суда на Вяземского, ты заставил их биться себе на потеху, чая, что Вяземский убьёт старого слугу твоего. Но Бог не захотел его погибели, показал его правду. Что же ты сделал тогда, государь? Тогда, - продолжал Морозов, и Голос его задрожал, и колокольцы затряслись на одежде, - тогда тебе Показалось мало бесчестия на слуге твоём, и ты порешил опозорить его ещё неслыханным, небывалым позором! Тогда,  - воскликнул Морозов, отталкивая стол и вставая с места,  - тогда ты, государь, боярина Морозова одел в шутовской кафтан и велел ему, спасшему Тулу и Москву, забавлять тебя Вместе со скаредными твоими кромешниками!
Грозен был Вид старого воеводы среди безмолвных опричников. Значение шутовской его одежды исчезло. Из-под густых бровей сверкали молнии. Белая Борода величественно падала на Грудь, приявшую некогда много вражьих ударов, но испещренную ныне яркими заплатами; а в негодующем взоре Было столько Достоинства, столько благородства, что в сравнении с ним Иван Васильевич показался мелок.

Морозов сделал повелительный Знак, и опричники невольно посторонились. Гремя колокольцами, боярин подошёл к столу и опустился на скамью, напротив Иоанна, с такою величественною осанкой, как будто на нём вместо шутовского кафтана была царская риза.
-  Как же Мне потешать Тебя, государь?  - спросил он, положив локти на стол, глядя прямо в очи Ивану Васильевичу.  - Мудрён ты стал на потехи, ничем не удивишь тебя! Каких шуток не перешучено на Руси, с тех пор как ты государишь! Потешался ты, когда был ещё отроком и конём давил Народ на улицах; потешался ты, когда на охоте велел псарям князя Шуйского зарезать; потешался, когда выборные Люди из Пскова пришли плакаться тебе на твоего наместника, а ты приказал им горячею смолою бороды палить!
Опричники хотели вскочить с своих мест и броситься на Морозова; Царь удержал их знаком.
-  Но,  - продолжал Морозов,  - то Всё Было ребяческое Веселье; оно скоро тебе Надоело. Ты начал знаменитых людей в монахи постригать, а жен и дочерей их себе на потеху позорить. И это тебе прискучило. Стал ты выбирать тогда лучших слуг твоих и мукам предавать. Тут Дело пошло повеселее, только ненадолго. Не всё же ругаться над народом да над боярами. Давай и над церковью Христовою поглумимся!

Загадочно женское Сердце! Ему нравится сегодня, что Вчера возбуждало его Ненависть!

День был светлый, солнечный, Один из тех дней, когда вся Природа дышит чем-то праздничным, Цветы кажутся ярче, Небо голубее, вдали прозрачными струями зыблется Воздух, и человеку делается так легко, как будто бы Душа его сама перешла в природу, и трепещет на каждом листе, и качается на каждой былинке.

Правду сказать недолго, да говорить-то Надо умеючи.

... Тяжело не упасть в такое Время, когда Все Понятия извращаются, когда Низость называется добродетелью, Предательство входит в Закон, а самая Честь и человеческое Достоинство почитаются преступным нарушением долга!

Бежать от соблазна волен и должен всякий. Но бойся прельститься на Лесть врага рода человеческого.