Книга: По ком звонит колокол. Страница 3

Пусть даже это наступление окончится неудачей, что ж, другое будет удачным.

Они увидят, как я Тебя люблю, и сразу поймут, что тронуть меня это Всё равно что сунуть руку в котёл с расплавленным свинцом.

Оттого, что мы постоянно переходим с места на Место, оттого, что нам не приходится задерживаться и самим нести расплату, мы, в сущности, не знаем, что бывает Потом...

Печальные Мысли - как Туман. Взошло Солнце - и они рассеялись.

Мы любили друг Друга в комнате, где на окнах висели шторы из тонких деревянных планок, а верхняя рама балконной двери откидывалась на петлях, и в комнату задувал легкий Ветер. Мы любили друг друга в этой комнате, где даже днём Было Темно от опущенных штор и пахло цветами, потому что внизу был цветочный Рынок.

И тогда их Губы сошлись тесно-тесно, и Она лежала совсем вплотную к нему, и понемногу её губы раскрылись, и вдруг, прижимая её к себе, он почувствовал, что Никогда ещё не был так счастлив, так легко, любовно, ликующе счастлив, без Мысли, без тревоги, без усталости, полный только огромного наслаждения, и он сказал: - Мой маленький зайчонок. Моя любимая. Моя длинноногая Радость.

Они лежали Рядом, и Всё, что Было защищено, теперь осталось без защиты. Где Раньше была шершавая ткань, всё стало гладко чудесной гладкостью, и круглилось, и льнуло, и вздрагивало, и вытягивалось, длинное и лёгкое, тёплое и прохладное, прохладное снаружи и тёплое внутри, и крепко прижималось, и замирало, и томило болью, и дарило Радость, жалобное, молодое и любящее, и теперь уже всё было тёплое и гладкое и полное щемящей, острой, жалобной тоски, такой тоски...

Он держал её крепко и бережно, ощущая всю длину её молодого тела, и гладил её по голове, и целовал солёную влагу на её глазах, и когда Она всхлипывала, он чувствовал, как вздрагивают под рубашкой её маленькие круглые груди.

Ты, ты, ах ты, моя большая лошадка. Ты не то что Женщина, похожая на раскаленную каменную глыбу. Или девчонка со стриженой головой, неуклюжая, как только что народившийся жеребенок. Ты не оскорбишь, и не солжешь, и Все понимаешь. Ты, ах ты, моя хорошая большая лошадка!

... Иногда бывает так, что не рискнуть Там, где нужно рискнуть, ещё хуже, но до сих пор я старался не мешать естественному ходу событий.

Давай взорвем Все Мосты, какие тут Есть, и выберемся отсюда. Мне здесь Надоело. Слишком много народу. Это к добру не приведет.

Раньше у нас была Религия и прочие Глупости. А теперь Надо, чтобы у каждого был кто-нибудь, с кем можно поговорить по душам, потому что Отвага отвагой, а Одиночество свое всё-таки чувствуешь.

- А ты помнишь, как это Было? - спросил её Хоакин.
- Я помню, что меня несли, - сказала Мария. - А Тебя не помню. Цыгана помню, потому что он меня то и Дело бросал. Но Всё равно Спасибо тебе, Хоакин, как-нибудь в другой раз я сама тебя понесу.
- А я Хорошо помню, - сказал Хоакин. - Помню, как я держал тебя за обе Ноги, а животом ты лежала у меня на плече, а твоя Голова свешивалась Мне на спину, и Руки тоже Там болтались.
- У тебя хорошая Память, - сказала Мария и улыбнулась ему. - Я вот Ничего не помню. Ни твоих рук, ни твоего плеча, ни твоей спины.
- А сказать тебе одну вещь? - спросил её Хоакин.
- Ну, говори.
- Я тогда очень радовался, что ты висишь у меня на спине, потому что стреляли-то сзади!

Для чего тебе Огонь - сварить Ужин или сжечь целый Город?