Смехом иной Чело Век себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную. Смех требует Прежде всего искренности, а где в людях Искренность? Смех требует беззлобия, а Люди всего чаще смеются злобно. Искренний и беззлобный смех - это веселость, а где в людях в наш век веселость?
Мстить я не хотел никому, и даю в этом честное Слово - хотя был всеми обижен. Уходить я собирался без отвращения, без проклятий, но я хотел собственной Силы, и уже настоящей, независимой ни от кого из них и в целом мире.
- Тем-то и безнравственна родственная Любовь, Мама, что Она - незаслуженная. Любовь Надо заслужить.
- Пока-то еще заслужишь, а ЗдесьТебя и ни за что любят.
- Они могут продолжать Жить по-своему в самых ненатуральных для них положениях и в самых не ихних положениях оставаться совершенно самими собой.
- Кто они?
- Народ, ДругМой, я говорю про народ. Он доказал эту великую, живучую силу и историческую широкость свою и нравственно и политически.
Давить и мучить я Никого не хочу и не буду; но я знаю, что Если б захотел погубить такого-то Человека, врага моего, то Никто бы Мне в том не воспрепятствовал, а Все бы подслуживались.
С самых первых мечтаний моих, то Есть чуть ли не с самого детства, я иначе не мог вообразить себя, как на первом месте, Всегда и во всех оборотах Жизни.
С самых низших классов гимназии, чуть кто-нибудь из товарищей опережал меня или в науках, или острых ответах, или в физической силе, я тотчас же переставал с ним водиться и Говорить. Не то чтобы я его ненавидел или желал ему Неудачи, просто отвертывался, потому что таков МойХарактер.
Я подошел к Васину и, в порыве восторженности, расхвалил его. И что же? В тот же Вечер я уже почувствовал, что гораздо меньше люблю его. Почему? Именно потому, что, расхвалив его, я тем самым принизил перед ним себя.
С двенадцати лет, я думаю, то Есть почти с зарождения правильного сознания, я стал не Любить людей. Не то что не любить, а как-то стали они Мне тяжелы.