Книга: Франкенштейн, или Современный Прометей. Страница 3

Творчество состоит в Способности почувствовать Возможности темы и в умении сформулировать вызванные ею Мысли.

В моей душе Живет нечто непонятное Мне самому.

Что может преградить Путь отваге и воле Человека?

Зачем я не умер? Более несчастный, чем кто-либо из людей, Почему я не впал в забытье и не обрел Покой? Смерть уносит стольких цветущих детей - единственную надежду любящих родителей; столько невест и юных возлюбленных сегодня находятся в расцвете сил и надежд, а назавтра становятся добычей червей и разлагаются в могиле. Из какого же материала я сделан, что смог выдержать столько ударов, от которых моя пытка непрерывно возобновлялась, точно на колесе.

И Все же Мужчина остается слеп к тысяче житейских мелочей, требующих внимания Женщины.

Бог, в своем милосердии, создал Человека прекрасным по своему образу и подобию; я же являюсь изуродованным подобием Тебя самого, еще более отвратительным из-за этого сходства. У Сатаны были собратья-демоны; в их глазах он был прекрасен. А я одинок и всем ненавистен.

Увы, Виктор, Если Ложь может так походить на правду, Кто может поверить в Счастье?

Людям свойственно ненавидеть несчастных.

Обещая Мне новые привязанности, неужели вы думаете, что они заменят мне мои утраты?

О Люди, сколь вы невежественны, а ещё кичитесь своей мудростью!

Не стану описывать Чувства тех, у кого беспощадная Смерть отнимает любимое Существо; пустоту, остающуюся в душе, и Отчаяние, написанное на лице. Немало нужно времени, Прежде чем Рассудок убедит нас, что та, кого мы видели ежедневно и чья Жизнь представлялась частью нашей собственной, могла уйти Навсегда, - что могло навеки угаснуть сиянье любимых глаз, навеки умолкнуть Звуки знакомого, милого Голоса. Таковы Размышления первых дней; когда же ход времени подтверждает нашу утрату, тут-то и начинается истинное Горе. Но у кого из нас жестокая рука не похищала близкого Человека? К чему описывать горе, знакомое всем и для всех неизбежное? Наступает наконец Время, когда горе перестаёт быть неодолимым, его уже можно обуздывать; и, хотя Улыбка кажется нам кощунством, мы уже не гоним её с уст.

Жизнь упряма и цепляется за нас тем сильнее, чем мы Больше ее ненавидим.

Я был их игрушкой и их божком, и еще Лучше того - их ребенком...

Для исследования Причины Жизни мы вынуждены сперва обращаться к смерти.