Книга: Молитва неверующего

Замурованный в собственном мире, я могу вырваться из него лишь одним способом: уничтожив Память.

Чтобы чувствовать, что я существую, что я Есть, я должен поглощать. Помню, в детстве Мне случалось одному съедать столько, сколько вся Семья. Давняя потребность успокаиваться, что-нибудь жуя, находить опору в чисто животном действии, укрываться ото всего будоражащего, смутного, неустойчивого, среди которого я жил, в чем-то однозначном, физиологическом. Когда я вижу, как набрасывается на корм собака или свинья, я их по-братски понимаю.

Мы торжествуем над смертью, противопоставляя ей нашу Одержимость совершенством, отчаянно ища несокрушимое в словах, самом символе обветшалости.

Сколько себя помню, главной моей болезнью была предельная поглощенность временем, предметом всегдашних наваждений и мук. Время угнетало меня постоянно, но с годами его Тяжесть росла. В мыслях я беспрерывно, по любому поводу и безо всякого повода, к нему возвращался. Поэтому Жизнь для меня возможна лишь благодаря беспрестанному ускользанию от Идеи времени, благодаря счастливой неспособности разума эту идею представить. Человек Живет в действии и действием, а не в рамке и не рамкой своих действий. А в моей Жизни событий не Было, был только некий Переход, растянутая Пустота между ними да та Абстракция движения, которая составляет зазор от одного Переживания до другого. А еще - ясное Чувство того, как падает за мигом Миг, уходя в Прошлое; я прямо видел, как это прошлое образуется, как нарастает его толща с каждой новой минутой, безвозвратно исчезающей в бездне. Во Мне и теперь живо это чувство только что исчезнувшего - прошлого, которое возникает у Тебя на глазах.

Вспоминаю девицу, которую я, только попав тогда в Париж, подцепил на бульваре Сен-Мишель. По ее словам, Она жила до того одиноко, что воспринимала свой Будильник как что-то одушевленное, как живое Существо: поцокивает, сообщает Время, даже по-своему двигается. Сиротство Человека в больших городах. Насколько помню, она даже сказала, будто Иногда его ласково поглаживает, этот будильник. И добавила: «Кроме него, у меня Больше Никого Нет».

Рембо выхолостил поэзию на столетие Вперед. Настоящий Гений делает своих потомков импотентами.

Судя по всему, Мой Отец умер в полном отчаянии. Года за два до смерти он рассказал одному актеру, с которым разговорился на ступеньках церкви в Сибиу, что не раз спрашивал себя, остался ли для него, после всех несправедливо обрушившихся на его голову испытаний, хоть какой-то Смысл в слове « Бог». Когда тебе за семьдесят и пятьдесят из них ты отдал церкви, всерьез усомниться в Боге, которому ты столько служил! Думаю, это Было для него настоящим пробуждением от многолетнего сна.

Упразднить публику, обходиться без собеседников, ни на кого не рассчитывать, вобрать весь Мир в себя одного.

Главная моя Страсть - к поражению.

Не смерти я боюсь - я боюсь Жизни. Это Она, сколько себя помню, всегда казалась Мне непостижимой и страшной. Полная моя неспособность в нее вписаться. Отсюда и Страх перед людьми, как будто они - Существа другой природы. Постоянное Чувство, что между нами Нет Ничего общего.

Разновидность меланхолии, которая меня мучит, словом не передашь. Тут нужна Музыка.