Автор цитат: Булат Шалвович Окуджава

Эта Женщина! Увижу и немею.
Потому-то, понимаешь, не гляжу.
Ах, ни кукушкам, ни ромашкам я не верю.
И к цыганкам, понимаешь, не хожу.
Набормочут: "Не люби ее такую!"
Напророчат: "До рассвета за Живет!"
Ах, наколдуют, нагадают, накукуют...
А Она на нашей улице живет!

Неистов и упрям,
Гори, Огонь, гори.
На смену декабрям
Приходят январи.
Нам Все дано сполна -
И радости и смех,
Одна на всех луна,
Весна одна на всех.

Прощаю всех, что не были убиты
тогда, перед лицом грехов своих.
"Прощай, прощай..."
Прощаю Все обиды,
обеды у обидчиков моих.
<...>"Прощай, прощай..."
Старания упрямы
(знать, Мне лишь не простится одному),
но горести моей прекрасной мамы
прощаю я неведомо кому.
"Прощай, прощай..." Прощаю,
не смущаю
угрозами,
надежно их таю.
<...>и поздний Час -
прощаться и прощать.

Но Если целый Век пройдет
и ты надеяться устанешь,
надежда, если Надо мною
смерть распахнет свои крыла,
ты прикажи, пускай тогда
трубач израненный привстанет,
чтобы последняя граната
меня прикончить не смогла.
Но если вдруг когда-нибудь
мне уберечься не удастся,
какое Новое сраженье
ни покачнуло б шар земной,
я Все равно паду на той,
на той далекой, на гражданской,
и комиссары в пыльных шлемах
склонятся молча надо мной.

Чувство собственного Достоинства - вот загадочная стезя,
На которой разбиться запросто, но обратно свернуть нельзя,
Потому что без промедления, вдохновенный, чистый, живой,
Растворится, в Пыль превратится человеческий Образ твой.

Ребята, нас вновь обманули,
опять не туда завели.
Мы только всей грудью вздохнули,
да выдохнуть вновь не смогли.
Мы только всей грудью вздохнули
и по сердцу выбрали путь,
и спины едва разогнули,
да Надо их снова согнуть.

Кухарку приставили как-то к рулю.
Она ухватилась, паскуда.
И толпы забегали по кораблю,
Надеясь на скорое чудо.
Кухарка, Конечно, не знала о том,
Что с нами в грядущем случится.
Она и читать-то умела с трудом,
Ей некогда Было учиться.
Кухарка схоронена возле Кремля.
В отставке кухаркины дети.
Кухаркины Внуки снуют у руля:
И мы не случайно в ответе.

Я совершил массу глупостей, впрочем, как всякий нормальный Человек.

Девочка плачет: шарик улетел.
Ее утешают, а шарик летит.
Девушка плачет: жениха Все нет.
Ее утешают, а шарик летит.
Женщина плачет: муж ушел к другой.
Ее утешают, а шарик летит.
Плачет старушка: мало пожила...
А шарик вернулся, а он голубой.

Он красивых женщин любил
любовью не чинной,
и даже убит он был
красивым мужчиной.
Он умел бумагу марать
под треск свечки!
Ему Было за что умирать
у Черной речки.

Война нас гнула и косила,
Пришёл Конец и ей самой.
Четыре Года Мать без сына,
Бери шинель, пошли домой!
<...>
А ты с закрытыми очами
Спишь под фанерною звездой.
Вставай, вставай, однополчанин,
Бери шинель, пошли домой!
Что я скажу твоим домашним,
Как встану я перед вдовой?
Неужто клясться днем вчерашним,
Бери шинель, пошли домой!
Мы Все - войны шальные дети,
И генерал, и рядовой.
Опять Весна на белом свете,
Бери шинель, пошли домой!

В земные Страсти вовлеченный,
я знаю, что из тьмы на свет
придет Однажды ангел черный
и крикнет, что Надежды нет.
Но, простодушный и несмелый,
прекрасный, как Благая В Есть,
идущий следом ангел белый
прошепчет, что Надежда есть.

Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты Каждому, чего у него нет:
мудрому дай голову, трусливому дай коня,
дай счастливому денег... И не забудь про меня.
Пока Земля еще вертится, Господи, - твоя Власть! -
дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня.

Живописцы, окуните ваши кисти
в суету дворов арбатских и в зарю,
чтобы были ваши кисти словно Листья.
Словно листья, словно листья к ноябрю.
<...>
Мостовая пусть качнется, как очнется!
Пусть начнется, что еще не началось!
Вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется...
Что гадать нам: удалось - не удалось?
Вы, как Судьи, нарисуйте наши судьбы,
наше Лето, нашу зиму и весну...
Ничего, что мы - чужие. Вы рисуйте!
Я Потом, что непонятно, объясню.