Книга: Город

Наука! Это Ноль, пустой, раздутый ноль! Тысячи лет Она ширится, ширится и не может научить людей Жить.

"Ну и Люди! - думал он. - И чего им нужно? Нет бы Жить просто, а они Все с вывертами".
Он думал так, даром, что сам какого-то выверта себе отчаянно искал, ведь жить просто Человек абсолютно неспособен.

Мусинька Никогда ни о чем серьезно не говорила, никогда не беспокоила его своей душой, и он должен бы быть очень благодарным ей за эту привилегию, ведь знать чужую душу слишком тяжкое Бремя для собственной Души.

Вы думаете - Если не буду Делать того, что вредит, то буду дольше Жить. А вы думайте так: буду делать то, что вредит, может, жить приятнее будет.

Всё вредит! Дышать тоже вредно, ведь вы палите Кровь. Не дышите, может, дольше проживете!

Безумие - нераздельная привилегия Человека. Показатель пути, которым он идет. Приведение его будущего.

Литература - это, в конце концов, книга, а не дикция, и выполнять её прилюдно так же странно, как и читать без рояля музыкальные произведения.

В душе ему жила крепкая Надежда на свою судьбу, потому как Каждому свойственно считать себя вполне исключительным явлением под солнцем и луной.

Я говорю "прощайте", потому что мы можем уже и не увидеться. Не забывайте, что сгинуть на этом свете так же легко, как и появиться.

- Не грустите, Товарищ, - молвил Поэт, когда незнакомец удивленно на них глянул. - Это с каждым может случиться.
- Правда, что с каждым, - ответил тот, скривившись.
- Ещё напишете что-то... - сказал Степан.
- Должность ещё себе найдете... - сказал поэт.
- Да у меня... своё Дело... - через силу вымолвил тот. - на Васильковской... ох!
И снова хмуро склонил голову на Руки.
- Так чего же вы грустите?! - воскликнул Степан.
- Будешь грустить, когда так за живот взяло! Проклятый паштет... Свежий называется!
На улице поэт сказал Степану:
- Ошибка всегда возможна, и странно только то, что желудочная Боль так напоминает душевную.

У Тебя Душа - грифельная доска: достаточно пальцем провести, чтобы стереть написанное.