- ... Точно живые портреты. Как кого возьмут, купца ли, чиновника, офицера, будочника, - точно живьем отпечатают.
- Из чего же они бьются: из потехи, что ли, что вот кого-де не возьмем, а верно и выйдет? А жизни-то и
Нет ни в чем: нет понимания ее и сочувствия, нет того, что
Там у вас называется гуманитетом. Одно
Самолюбие только. Изображают-то они воров, падших женщин, точно ловят их на улице да отводят в тюрьму. В их рассказе слышны не "невидимые
Слезы", а
Один только видимый, грубый
Смех,
Злость...
- Что ж еще нужно? И прекрасно, вы сами высказались: это кипучая злость - желчное
Гонение на
Порок, смех презрения над падшим человеком... тут
Все!
- Нет, не все! - вдруг воспламенившись, сказал Обломов. - Изобрази вора, падшую женщину, надутого глупца, да и
Человека тут же не забудь. Где же человечность-то? Вы одной головой хотите писать! - почти шипел Обломов. - Вы думаете, что для
Мысли не
Надо сердца? Нет,
Она оплодотворяется любовью. Протяните руку падшему человеку, чтоб поднять его, или горько плачьте над ним,
Если он гибнет, а не глумитесь. Любите его, помните в нем самого себя и обращайтесь с ним, как с собой, - тогда я стану вас читать и склоню перед вами голову...