И наконец, в этом обострившемся до пределов одиночестве
Никто из нас не мог рассчитывать на
Помощь соседа и вынужден был оставаться наедине со всеми своими заботами.
Если случайно кто-нибудь из нас пытался довериться другому или хотя бы просто рассказать о своих чувствах, следовавший
Ответ, любой ответ, обычно воспринимался как
Оскорбление. Тут только он замечал, что он и его
Собеседник говорят совсем о разном. Ведь он-то вещал из самых глубин своих бесконечных дум
Все об одном и том же, из глубины своих мук, и
Образ, который он хотел открыть другому, уже давно томился на огне
Ожидания и
Страсти. А тот, другой, напротив, мысленно рисовал себе весьма банальные
Эмоции, обычную расхожую
Боль, стандартную меланхолию. И каков бы ни был ответ - враждебный или вполне благожелательный, он обычно не попадал в
Цель, так что приходилось отказываться от попытки задушевных разговоров. Или, во всяком случае, те, для которых
Молчание становилось мукой, волей-неволей прибегали к расхожему жаргону и тоже пользовались штампованным словарем, словарем простой информации из рубрики происшествий - словом, чем-то вроде газетного репортажа, ведь никто вокруг не владел языком, идущим прямо от сердца. Поэтому-то самые доподлинные
Страдания стали постепенно и привычно
Выражаться системой стертых фраз.