Книга: Соловьев и Ларионов

Остановившись на Дворцовой площади, Соловьев спросил себя, в какой степени является вымыслом собственно История. На главной площади империи такой Вопрос казался вполне естественным.

- Да Почему же вы, Мать вашу, не стреляете?!!
<...>
- Потому что Смерть не способна ничему научить.

Жизнь Человека необъяснима. Объяснима только Смерть.

<...> Вместе с красными приходит новая, устроенная на иных основаниях Действительность.

Ручки с обеих сторон двери соединяла плотного материала тряпка. Тряпки привязывала Бабушка, чтобы двери не открывались сквозняком. Под колченогие столы подкладывала картонки. Трещины на стеклах заклеивала газетными полосками. Это была изобретательность старости. Находчивость бессилия. Общего бессилия что-либо в Жизни изменить.

Вендетта у русских людей прекращается так же внезапно и немотивированно, как началась. Вражда глохнет в цепи малоинтересных событий, как глохнет Эхо в знойном крымском сосняке, как глохнут в бурьянах Могилы на отечественных кладбищах.

На Случай возможного отсутствия будущего он продлевал свою Жизнь многократным переживанием прошлого.

<...> историки в большинстве своем - пессимисты, поскольку имеют Дело преимущественно с покойниками. История - Наука о мертвых, неожиданно заключал свое эссе русский профессор, в ней очень мало места для живых.

<...> во всяком подобии Есть свой Смысл: оно открывает иное измерение, намекает на истинную перспективу, без которой Взгляд непременно уперся бы в стену.

- Значит ли это, - спрашивает генерал, - что основной причиной смерти Человека является его Жизнь?
Аптекарь Кологривов садится на стул и спокойно смотрит на генерала.
- Можно, ваше высокопревосходительство, сказать и так.

- В этом возрасте я вдруг осознал, что тоже умру, - говорит генерал. - Это Было Время первых ночных поллюций.
- Бессмертие уходит Вместе с невинностью, - аптекарь вновь переводит указку с плаката Подросток на плакат Ребенок. - Дети не Верят в то, что умрут.

Текст, как и Бытие, не может существовать без оговорок.