Книга: Убить пересмешника

Я не могла придумать, о чем еще с ней Говорить. Сказать по совести, я Никогда не знала, о чем с ней говорить, и Сейчас сидела и вспоминала наши прошлые тягостные беседы: "Как поживаешь, Джин-Луиза?" - "Очень Хорошо, благодарю вас, мэм, а вы как поживаете?" - "Хорошо, Спасибо. А чем ты Все это Время занималась?" - "Ничем". - "Как, неужели ты Ничего не делаешь?" - "Ничего". - "Но у Тебя, Наверно, Есть Друзья?" - "Да, мэм". - "Так чем же вы все занимаетесь?" - "Ничем".

- Спасибо, сэр. Дядя Джек...
- Да, мэм?
- Что такое потаскуха?

Джим, разве бывают снеговики - негры?

- Не Надо по нему ходить, - сказал Джим, - от этого он пропадает.

- Конец света! Аттикус, что Делать?!
Я потащила его к окну.
- Это не конец света, - сказал Аттикус. - Это идет Снег.

Мы пошли домой, и я сказала Джиму - вот теперь нам будет что порассказать в Понедельник в школе, и вдруг Джим на меня как накинулся: - И не думай рассказывать!
- Еще чего! Непременно расскажу! Не у всех папа самый меткий стрелок в целом округе!
- По-моему, - сказал Джим, - Если бы он хотел, чтобы мы про это знали, он сам бы нам рассказал. Если бы он этим гордился, так рассказал бы.
- Может, он просто забыл, - сказала я.
- Э, Нет, Глазастик, тебе этого не понять. Аттикус и Правда старый, но Мне Все равно, чего он Там не умеет, мне все равно, пускай он Ничего на свете не умеет.
Джим подобрал Камень и с торжеством запустил им в гараж. Побежал за ним и на бегу крикнул через Плечо:
- Аттикус - джентльмен, совсем как я!

- Сядь по Ближе, - сказала Джиму миссис Дюбоз. - Вот тут, возле кровати.
Мы придвинулись ближе. Никогда еще я не видела ее так близко, и Больше всего на свете Мне хотелось отодвинуться.

- Аттикус, - угрюмо сказал Джим. Аттикус приостановился в дверях.
- Что, Сын?
- Что же они сделали, как они могли?
- Не знаю как, но смогли. Они делали так Прежде и сделают еще не раз, и плачут при этом, видно, одни только Дети. Спокойной ночи.

- Ненавижу, когда большие на меня смотрят, - сказал Дилл. - Сразу кажется, будто что-нибудь натворил.

Только Один раз я видела Аттикуса по-настоящему сердитым, когда Элмер Дэйвис по Радио рассказал про Гитлера. Аттикус рывком выключил приемник и сказал "Ф-фу!". Как-то я его спросила, Почему он так сердится на Гитлера, и Аттикус сказал: - Потому, что он бешеный.

Но в одном отношении в нашей стране Все Люди равны, Есть у нас одно установление, Один Институт, перед которым все равны - нищий и Рокфеллер, тупица и Эйнштейн, невежда и ректор университета. Институт этот, Джентльмены, не что иное, как Суд. Всё равно, будь то верховный суд Соединённых Штатов, или самый скромный мировой суд где-нибудь в глуши, или вот этот достопочтенный суд, где вы Сейчас заседаете. У наших судов есть Недостатки, как у всех человеческих установлений, но суд в нашей стране великий уравнитель, и перед ним поистине все люди равны. Я не идеалист и вовсе не считаю суд присяжных наилучшим из судов, для меня это не Идеал, но существующая, действующая Реальность. Суд в целом, джентльмены, не Лучше, чем каждый из вас, присяжных. Суд разумен лишь постольку, поскольку разумны Присяжные, а присяжные в целом разумны лишь постольку, поскольку разумен каждый из них. Я уверен, джентльмены, что вы беспристрастно рассмотрите показания, которые вы здесь слышали, вынесете Решение и вернёте обвиняемого его семье. Бога ради, исполните свой Долг.

Человек, стоявший Сейчас на возвышении для свидетелей, обладал одним лишь преимуществом перед своими ближайшими соседями: Если его долго отмывать дегтярным мылом в очень горячей воде, Кожа его становилась белой.

Не знаю, может, Джим, когда станет постарше, и Правда будет Лучше понимать людей, а я не буду. Это уж я знаю точно.

Что бы Там ни Было, а всякая Толпа состоит из людей. Вчера вечером мистер Канингем был частью толпы, но Всё равно он оставался человеком. Всякая толпа во всяком маленьком южном городке состоит из людей, которых мы знаем, из самых обыкновенных людей, и это не очень для них лестно, не так ли?