И сгущается ночь
и слетает листва
и ничем не помочь
и Надежда жива
и торчит часовой
и Никто никуда
и хлебнули с лихвой
и гудят провода.
И могли бы добром
и уж прямо враги
и не действует бром
и тупеют мозги
и баланда жидка
и бессмыслен скулёж
и шептаться тоска
и Молчать невтерпёж.
И над родиной тьма
и не Жизнь а дерьмо
и сойти бы с ума
и на каждом клеймо
и не верим вестям
и сжимает сердца
и полгода к чертям
и не видно конца.
Пояснение к цитате: 10.10.1940, остров Мэн, лагерь для интернированных.
Перевод Евгения Витковского.
Я сидел в прокуренном шалмане,
где стучали кружки вразнобой, -
хлеба взял, почал Вино в стакане -
и увидел Смерть перед собой.
Здесь приятно позабыть о мире,
но уйти отсюда должен я,
ибо Радость выпивки в трактире
не заменит смысла бытия.
Надо чашу выпить без остатка,
до осадка, что лежит на дне,
ибо то, что горько, с тем, что сладко,
непонятно смешано во мне.
Я рожден, чтоб Жить на этом свете
и не рваться из его оков,
потому что Все мы - божьи дети,
от начала до конца веков.
Жить, замуровав себя, - жестоко,
ибо Кто подаст надежный знак,
неизвестно ни числа, ни срока,
давят Одиночество и Мрак, - Радость и Жестокость - что желанней?
Горше и нужнее - что из них?
Мера человеческих страданий
превосходит меру сил людских.
Трещат пересохшие стручья,
каштан осыпает плоды,
дрожит шелковинка паучья
над лужей стоячей воды,
и в поле, пустом и просторном,
в приливе осенней тоски
взрываются облачком черным
набухшие дождевики.