Но я всем
Потом своим, всеми неврастенично-гнойными ранками душонки своей, перепачканными идеальностью, любил и жалел ее, видя в ней живехонький, маленький клочочек своего «я», обиженный, задерганный и одетый в эстетически-женскую форму. Поглаживая ее властительно-белую кожу на бедре (и
Тихо маразмируя при этом), я точно гладил собственное
Сердце.
Мне Было так приятно
Видеть себя вовне себя и в то же
Время хотелось пожрать этот комочек моего «я», вобрать его в себя.