О муза плача, прекраснейшая из муз!
О ты, шальное исчадие ночи белой!
Ты черную насылаешь метель на Русь,
И вопли твои вонзаются в нас как стрелы.
И мы шарахаемся, и глухое: ох! —
Стотысячное — тебе присягает. — Анна
Ахматова! — Это имя — огромный вздох
И в глубь он падает, которая безымянна.
Мы коронованы тем, что одну с тобой
Мы землю топчем, что небо над нами — то же!
И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,
Уже бессмертным на смертное сходит ложе.
В певучем граде моем купола горят,
И Спаса светлого славит слепец бродячий...
— И я дарю тебе свой колокольный град
— Ахматова — и сердце свое в придачу!
19 июня 1916
Охватила голову и стою,
— Что́ людские козни! —
Охватила голову и пою
На заре на поздней.
Ах, неистовая меня волна
Подняла на гребень!
Я тебя пою, что у нас — одна,
Как луна на небе!
Что, на сердце во́роном налетев —
В облака вонзилась.
Горбоносую — чей смертелен гнев
И смертельна — милость.
Что и над червонным моим Кремлем
Свою ночь простерла,
Что певучей негою — как ремнем
Мне стянула горло.
Ах, я счастлива! Никогда заря
Не сгорала — чище.
Ах, я счастлива, что тебя даря,
Удаляюсь — нищей,
Что тебя, чей голос — о глубь, о мгла! —
Мне дыханье сузил,
Я впервые именем назвала
Царскосельской Музы.
22 июня 1916
Еще один огромный взмах —
И спят ресницы.
О, тело милое! О, прах
Легчайшей птицы!
Что́ делала в тумане дней?
Ждала и пела...
Так много вздоха было в ней,
Так мало — тела.
Нечеловечески-мила
Ее дремота.
От ангела и от орла
В ней было что-то.
И спит, а хор ее манит
В сады Эдема.
Как будто песнями не сыт
Уснувший демон.
Часы, года, века. Ни нас,
Ни наших комнат.
И памятник, накоренясь,
Уже не помнит.
Давно бездействует метла,
И никнут льстиво
Над Музой Царского Села
Кресты крапивы.
23 июня 1916
Имя ребенка — Лев,
Матери — Анна.
В имени его — гнев,
В материнском — тишь.
Волосом — о́н — рыж
— Голова тюльпана! —
Что ж — осанна! —
Маленькому царю.
Дай ему Бог — вздох
И улыбку — матери,
Взгляд — искателя Жемчугов.
Бог, внимательнее
За ним присматривай:
Царский сын — гадательней
Остальных сынов.
Рыжий львеныш
С глазами зелеными,
Страшное наследье тебе нести!
Северный Океан и Южный
И нить жемчужных
Черных четок — в твоей горсти!
24 июня 1916
Сколько спутников и друзей!
Ты никому не вторишь.
Правят юностью нежной сей —
Гордость и горечь.
Помнишь бешеный день в порту,
Южных ветров угрозы,
Рев Каспия — и во рту
Крылышко розы.
Как цыганка тебе дала
Камень в резной оправе,
Как цыганка тебе врала
Что-то о славе...
И — высо́ко у парусов —
Отрока в синей блузе.
Гро́м мо́ря — и грозный зов
Раненой Музы.
25 июня 1916
Не отстать тебе. Я — острожник,
Ты — конвойный. Судьба одна.
И одна в пустоте порожней
Подорожная нам дана.
Уж и нрав у меня спокойный!
Уж и очи мои ясны!
Отпусти-ка меня, конвойный,
Прогуляться до той сосны!
26 июня 1916
Ты, срывающая покров
С катафалков и с колыбелей,
Разъярительница ветров,
Насылательница метелей,
Лихорадок, стихов и войн,
— Чернокнижница! Крепостница! —
Я заслышала грозный вой
Львов, вещающих колесницу.
Слышу страстные голоса —
И один, что молчит упорно,
Вижу красные паруса —
И один — между ними — черный.
Океаном ли правишь путь,
Или воздухом — всею грудью
Жду, как солнцу подставив грудь
Смертоносному правосудью.
26 июня 1916
На базаре кричал народ,
Пар вылетал из булочной.
Я запомнила алый рот
Узколицей певицы уличной.
В темном, с цветиками, платке
— Милости удостоиться —
Ты, потупленная, в толпе
Богомолок у Сергий-Троицы.
Помолись за меня, краса
Грустная и бесовская,
Как поставят тебя леса
Богородицею хлыстовскою.
27 июня 1916
Златоустой Анне — всея Руси
Искупительному глаголу —
Ветер, голос мой донеси
И вот этот мой вздох тяжелый.
Расскажи, сгорающий небосклон,
Про глаза, что черны от боли,
И про тихий земной поклон
Посреди золотого поля.
Ты, зеленоводный лесной ручей,
Расскажи, как сегодня ночью
Я взглянула в тебя — и чей
Лик узрела в тебе воочью.
Ты, в грозовой высѝ
Обретенный вновь!
Ты! Безымянный!
Донеси любовь мою
Златоустой Анне — всея Руси!
27 июня 1916
У тонкой проволоки над волной овсов
Сегодня голос — как тысяча голосов!
И бубенцы проезжие — свят! свят! свят! —
Не тем же ль голосом, Господи, говорят.
Стою, и слушаю, и растираю колос,
И темным куполом меня замыкает — голос.
Не этих ивовых плавающих ветвей
Касаюсь истово — а руки твоей!
Для всех в томленье славящих твой подъезд —
Земная женщина, мне же — небесный крест!
Тебе одной ночами кладу поклоны, —
И все́ твоими очами глядят иконы!
1 июля 1916
Ты солнце в выси мне застишь,
Все́ звезды в твоей горсти!
Ах, если бы — двери настежь! —
Как ветер к тебе войти!
И залепетать, и вспыхнуть,
И круто потупить взгляд,
И, всхлипывая, затихнуть,
Как в детстве, когда простят.
2 июля 1916
