Сергей Есенин. Песнь о Евпатии Коловрате

За поемами Улыбыша

Кружат облачные вентери.

Закурилася ковыльница

Подкопытною танагою.

Ой, не зымь лузга-заманница

Запоршила переточины, —

Подымались злы татаровья

На Зарайскую сторонушку.

Не ждала Рязань, не чуяла

А и той разбойной допоти,

Под фатой варяжьей засынькой

Коротала ночку темную.

Не совиный ух защурился

И не волчья пасть оскалилась, —

То Батый с холма Чурилкова

Показал орде на зарево.

Как взглянули звезды-ласточки,

Загадали думу-полымя:

Чтой-то Русь захолынулася,

Аль не слышит лязгу бранного?

Щебетнули звезды месяцу:

«Ой ты, желтое ягнятище!9

Ты не мни траву небесную,

Перестань бодаться с тучами.

Подыми-ка глазы-уголья

На Рязанскую сторонушку

Да позарься в кутомарине,

Что там движется-колышется?»

Как взглянул тут месяц с привязи,

А ин жвачка зубы вытерпла,

Поперхнулся с перепужины

И на землю кровью кашлянул.

Ой, текут кровя сугорами,

Стонут пасишные пажити,

Разыгрались злы татаровья,

Кровь полониками черпают.

Впереди сам хан на выпячи,

На коне сидит улыбисто

И жует, слюнявя бороду

Кус подохлой кобылятины.

Говорит он псиным голосом:

«Ой ли, титники братанове,

Не пора ль с пира-пображни

Настремнить коней в Московию?»

От Ольшан до Швивой Заводи

Знают песни про Евпатия.

Их поют от белой вызнати

До холопного сермяжника.

Хоть и много песен сложено,

Да ни слову не уважено,

Не сочесть похвал той удали,

Не ославить смелой доблести.

Вились кудри у Евпатия,

В три ряда на плечи падали,

За гленищем ножик сеченый

Подпирал колено белое.

Как держал он кузню-крыницу,

Лошадей ковал да бражничал,

Да пешневые угорины

Двумя пальцами вытягивал.

Много лонешнего смолота

В закромах его затулено.

Не один рукав молодушек,

Утираясь, продырявился.

Да не любы, вишь, удалому

Эти всхлипы серых журушек,

А мила ему зазнобушка,

Что ль рязанская сторонушка.

Ой, не совы плачут полночью, —

За Коломной бабы хныкают,

В хомутах и наколодниках

Повели мужей татаровья.

Свищут потные погонщики,

Подгоняют полонянников,

По пыжну путю-дороженьке

Ставят вехами головушки.

Соходилися боярове,

Суд рядили, споры ладили,

Как смутить им силу вражию,

Соблюсти им Русь кондовую.

Снаряжали побегушника,

Уручали светлой грамотой:

«Ты беги, зови детинушку

На усуду свет Евпатия».

Ой, не колоб в поле катится

На позыв колдуньи с Шехмина, —

Проскакал ездок на Пилево,

Да назад опять ворочает.

На полях рязанских светится

Березняк при блеске месяца,

Освещая путь-дороженьку

От Ольшан до Швивой Заводи.

Прискакал ездок к Евпатию,

Вынул вязевую грамоту:

«Ой ты, лазушновый баторе,

Выручай ты Русь от лихости!»

У Палаги-шинкачерихи

На меду вино развожено,

Кумачовые кумашницы

Душниками занавешены.

Соходилися товарищи

Свет хороброго Евпатия,

Над сивухой думы думали,

Запивали думы брагою.

Говорил Евпатий бражникам:

«Ой ли, други закадычные,

Вы не пейте зелена вина,

Не губите сметку русскую.

Зелено вино — мыслям пагуба,

Телесам оно — что коса траве,

Налетят на вас злые вороги

И развеют вас по соломинке!»

Не заря течет за Коломною,

Не пожар стоит над путиною —

Бьются соколы-дружинники,

Налетая на татаровье.

Всколыхнулось сердце Батыя:

Что случилось там, приключилося?

Не рязанцы ль встали мертвые

На побоище кроволитное?

А рязанцам стать —

Только спьяну спать;

Не в бою бы быть,

А в снопах лежать.

Скачет хан на бела батыря,

С губ бежит слюна капучая.

И не меч Евпатий вытянул,

А свеча в руках затеплилась.

Не березки-белоличушки

Из-под гоноби подрублены,

Полегли соколья-дружники

Под татарскими насечками.

Возговорит лютый ханище:

«Ой ли, черти, куролесники,

Отешите череп батыря,

Что ль на чашу на сивушную».

Уж он пьет не пьет, курвяжится,

Оглянется да понюхает —

«А всего ты, сила русская,

На тыновье загодилася».

[1912]