Бич жандармов, бог студентов,
Желчь мужей, услада жен —
Пушкин — в роли монумента?
Гостя каменного — он,
Скалозубый, нагловзорый
Пушкин — в роли Командора?
Критик — ноя, нытик — вторя:
— Где же пушкинское (взрыд)
Чувство меры? Чувство моря
Позабыли — о гранит
Бьющегося? Тот, соленый
Пушкин — в роли лексикона?
Две ноги свои — погреться —
Вытянувший — и на стол
Вспрыгнувший при Самодержце —
Африканский самовол —
Наших прадедов умора —
Пушкин — в роли гувернера?
Черного не перекрасить
В белого — неисправим!
Недурен российский классик,
Небо Африки — своим
Звавший, невское — проклятым!
Пушкин — в роли русопята?
К пушкинскому юбилею
Тоже речь произнесем:
Всех румяней и смуглее
До сих пор на свете всем,
Всех живучей и живее!
Пушкин — в роли мавзолея?
Уши лопнули от вопля:
— Перед Пушкиным во фрунт!
А куда девали пекло
Губ, куда девали — бунт
Пушкинский, уст окаянство?
Пушкин — в меру пушкиньянца!
Что вы делаете, карлы,
Этот — голубей олив —
Самый вольный, самый крайний
Лоб — навеки заклеймив
Низостию двуединой
Золота и середины.
Пушкин — тога, Пушкин — схима,
Пушкин — мера, Пушкин — грань...
Пушкин, Пушкин, Пушкин — имя
Благородное — как брань
Площадную — попугаи.
Пушкин? Очень испугали!
25 июня 1931
Мёдон
(Петр и Пушкин)
Не флотом, не по̀том, не задом
В заплатах, не Шведом у ног,
Не ростом — из всякого ряду,
Не сносом — всего, чему срок —
Не лотом, не ботом, не пивом
Немецким сквозь кнастеров дым,
И даже и не Петро-дивом
Своим (Петро-делом своим!)
И бо̀льшего было бы мало,
— Бог дал, человек не обузь! —
Когда б не привез Ганнибала-
Арапа на белую Русь.
Сего афричёнка в науку
Взяв, всем россиянам носы
Утер и наставил, — от внука-
то негрского — свет на Руси!
Уж он бы вертлявого в струнку
Не стал бы! — «На волю? Изволь!
Такой же ты камерный юнкер —
Как я — машкерадный король!»
Поняв, что ни пеной, ни пемзой —
Той Африки — Царь-Грамотей
Решил бы: «Отныне я — цензор
Твоих африканских страстей.»
И дав бы ему по загривку
Курчавому (стричь-не остричь!)
— Иди-ка, сынок, на побывку
В свою африканскую дичь!
Плыви — ни об чем не печалься!
Чай, есть в паруса кому дуть!
Соскучишься — так ворочайся,
А нет — хошь и дверь позабудь!
Приказ: ледяные туманы
Покинув — за пядию пядь
Обследовать жаркие страны
И виршами нам описать.
И мимо наставленной свиты,
Оставленной — прямо на склад,
Гигант, отпустивши пииту,
Помчал — по земле или над?
Сей, не по снегам смуглолицый
Российским — снегов Измаил!
Уж он бы заморскую птицу
Архивами не заморил!
Сей, не по кровям торопливый
Славянским, сей тоже — метис!
Уж ты б у него по архивам
Отечественным не закис!
Уж он бы с тобою — поладил!
За непринужденный поклон
Разжалованный — Николаем,
Пожалованный бы — Петром!
Уж он бы жандармского сыска
Не крыл бы «отечеством чувств»!
Уж он бы тебе — василиска
Взгляд! — не замораживал уст.
Уж он бы полтавских не комкал
Концов, не тупил бы пера.
За что недостойным потомком —
Подонком — опенком Петра
Был сослан в румынскую область —
Да ею б — пожалован был
Сим, так ненавидевшим робость
Мужскую — что сына убил
Сробевшего. — «Эта мякина —
Я? Вот и роди! и расти!»
Был негр ему истинным сыном,
Так истинным правнуком — ты
Останешься. Заговор равных.
И вот, не спросясь повитух,
Гигантова крестника правнук
Петров унаследовал дух,
И шаг, и светлейший из светлых
Взгляд — коим поныне светла...
Последний — посмертный — бессмертный
Подарок России — Петра.
2 июля 1931
(Станок)
Вся его наука —
Мощь. Светло — гляжу:
Пушкинскую руку
Жму, а не лижу.
Пра̀деду — товарка:
В той же мастерской!
Каждая помарка —
Как своей рукой.
Вольному — под стопки?
Мне, в котле чудес
Сем — открытой скобки
Ведающей — вес,
Мнящейся описки —
Смысл, короче — всё.
Ибо нету сыска
Пуще, чем родство!
Пелось как — поется
И поныне — та̀к.
Знаем, как «дается!»
Над тобой, «пустяк»,
Знаем — как потелось!
От тебя, мазок,
Знаю, как хотелось
В лес — на бал — в возок...
И как — спать хотелось!
Над цветком любви —
Знаю, как скрипелось
Негрскими зубьми!
Перья на востро́ты —
Знаю, как чинил!
Пальцы не просохли
От его чернил!
А зато — меж талых
Свеч, картежных сеч —
Знаю, как стрясалось!
От зеркал, от плеч
Голых, от бокалов
Битых на полу —
Знаю, как бежалось
К голому столу!
В битву без злодейства:
Самого — с самим!
Пушкиным не бейте!
Ибо бью вас — им!
До 10 июня 1931
Преодоленье
Косности русской —
Пушкинский гений?
Пушкинский мускул
На кашалотьей
Туше судьбы —
Мускул полета,
Бега,
Борьбы.
С утренней негой
Бившийся — бодро!
Ровного бега,
Долгого хода —
Мускул. Побегов
Мускул степных.
Шлюпки, что к брегу
Тщится сквозь вихрь.
Не онеду́жен
Русскою кровью —
О, не верблюжья
И не воловья
Жила (усердство
Из-под ремня!)
Конского сердца
Мышца — моя!
Больше балласту —
Краше осанка!
Мускул гимнаста
И арестанта,
Что на канате
Собственных жил
Из каземата —
Соколом взмыл!
Пушкин, с монаршьих
Рук руководством
Бившийся так же
На̀-смерть — как бьется
— Мощь — прибывала
Сила — росла —
С мускулом вала
Мускул весла.
Кто-то, на фуру
Несший: — Атлета
Мускулатура,
А не поэта!
То — серафима
Сила — была.
Несокрушимый
Мускул крыла.
10 июля 1931
(Поэт и царь)
Потусторонним
Залом царей.
— А непреклонный
Мраморный сей?
Столь величавый
В золоте барм.
— Пушкинской славы
Жалкий жандарм.
Автора — хаял,
Рукопись — стриг.
Польского края —
Зверский мясник.
Зорче вглядися!
Не забывай:
Певцоубийца
Царь Николай
Первый.
12 июля 1931
Нет, бил барабан перед смутным полком,
Когда мы вождя хоронили:
То зубы царевы над мертвым певцом
Почетную дробь выводили.
Такой уж почет, что ближайшим друзьям —
Нет места. В изглавьи, в изножьи,
И справа, и слева — ручищи по швам —
Жандармские груди и рожи.
Не дивно ли — и на тишайшем из лож —
Пребыть поднадзорным мальчишкой?
На что-то, на что-то, на что-то похож
Почет сей, почетно — да слишком!
Гляди, мол, страна, как молве вопреки,
Монарх о поэте печется!
Почетно — почетно — почетно — архи-
почетно, почетно — до черта!
Кого ж это так — точно воры вора́
Пристреленного — выносили?
Изменника? Нет. С проходного двора —
Умнейшего мужа России.
17 июля 1931
