сумерки [Тема]

Когда наступает Осень и приходят Сумерки, плетутся ниточки судьбы.
Дом наполняется ароматом корицы, Кофе и полынного ликера. Танцующими в полутьме лисьими хвостами оживает очаг. Большая пузатая глиняная Чашка согревает ладонь.
Тонкой струйкой пряной негой льется тыквенный суп. На кончиках пальцев остается Аромат приправ - перец, бадьян и гвоздика. Каждого по щепотке - разожжет Жар внутри.
За окном еле слышно капает Дождь и крадутся мягкие лапы, ночная Птица напоминает своим криком о том, что у каждого свой сезон и свой срок.
На паутине, пропахшей можжевеловой и пихтовой хвоей, хрустальные переливы. Вяжется мягкий бархатный Шарф новой Жизни. Замереть, прикоснуться к лицу и забыться. Наступает осень. Плетутся ниточки судьбы.

Щемящие Сумерки позднего лета,
и Дом по-осеннему пахнет мимозой…
и Память хоронит, не выдав секрета,
неведомый отзвук, уже безголосый…
Вдоль белых оград, как закатные пятна,
последние Розы стираются мглою,
и чудится Плач - Далеко и невнятно -
…забытой любовью томится былое…
И чье-то мерещится нам приближенье,
а Сердце сжимается вдруг поневоле,
и в зеркале смотрит на нас отраженье
глазами чужими и полными боли…

Не жалей, не печалься о прожитом,
все, что Было не так, хороня,
даль Пока еще светится - что же Там? -
Вечер, Сумерки века и дня.

АННАБЕЛЬ: ... В семь в Бретани он по скалам долез до какой-то пещеры над морем, пошел Дождь, Ребенок благоразумно стал ждать Пока дождь закончится, Потом понял, что скалы - мокрые, скользкие, Сумерки, и он остался в пещере до утра. Сказал, что слышал, как его звали, искали, кричал, но Шум прибоя Все заглушил.
Я: Как же он выбрался?
АННАБЕЛЬ: На следующий День, когда скалы подсохли.
Я: Он всю Ночь провел в пещере? Один?
АННАБЕЛЬ: Выходит, так. Такой славный мальчик, знаете, чего он Больше всего испугался, только вы ему не говорите, что я рассказала - темноты. Говорит, Страхи, что не вылезет, не найдут, тут умрет - рациональны, их можно проговорить. Боже, я как представлю, сидит такой нахохленный, замерзший комочек, страхи проговаривает...
Я: Простите, я не совсем понимаю, проговаривать…
АННАБЕЛЬ: Рассуждает. Рассуждает в Голос, что Солнце встанет, скалы подсушит, Если в вверх не выйдет, можно вниз - к морю, а Там стараться выплыть. План действий обдумывает, в общем.
Я: Это он вам рассказал?
АННАБЕЛЬ: Про страхи? Конечно. Про план тоже. Как понял, что ночь переждать Надо. Сладкий такой, говорит, спать попытался, а жестко, все болит, тут еще Звуки какие-то начались. Он и перепугался. Думал даже сразу в Море спрыгнуть - Счастье попытать, Слава богу, не стал. Говорит, Страх темноты не проговоришь - он же не рациональный. Не страх даже, а Ужас. И вот он тогда сел на краешек, ножки над пропастью свесил и песенки пел. Колыбельные. И псалмы. Ну не пупс разве? А потом играть с собой стал, русалку себе в пещере придумал, с ней до утра разговаривал, говорит, Она ему отвечала. Тоже колыбельные пела. И Волосы у нее - розовые. Смешной лапка, говорит, он из-за нее только после обеда выбрался, так Раньше можно Было бы, да она не пускала. Он ее уговаривал, чтоб еще на скалах его поддержала. Слава богу, видно, уговорил. Без царапинки вернулся, зайчонок. А в этом году уже, зимой…

***
Иной раз духа нищета
себя столь явно выдаёт
в роскошном вычурном наряде;
подчас заметно, как мерцают
те же Сумерки души
в тревожно бегающем взгляде…
***
Как Справедливость, так и совесть,
ущемляются обычно,
где растим мы Сад обид….
Ещё бывает:
даже самые естественные чувства
извращает ложный стыд.
***
Как неудачное начало
Всё ж в итоге выдающемуся достиженью
может послужить всецело,
так преждевременный успех
уж на корню его легко способен
загубить всё Дело.

Ложились Сумерки. Таинственно мерцая,
Двурогий серп луны в Окно мое глядел...
Над мирным городом, дрожа и замирая,
Соборный колокол размеренно гудел...
Вдоль темной улицы цепочой золотою
Тянулись огоньки. Но лампу на столе
Я медлил зажигать, объятый тишиною,
И сладко грезил в тишине.

Сумерки, как вы тихи и нежны! Розовые отблески, еще дрожащие на горизонте, подобно агонии умирающего дня при победоносном наступлении ночи, огни канделябров, выступающие густо-красными пятнами на фоне последнего сияния заката, тяжелые занавеси, которые невидимая рука надвигает из глубин Востока, - словно отражения тех противоречивых чувств, что борются в Сердце Человека в одинокие Часы его Жизни.

Наконец-то Мне позволено отдохнуть, погрузившись в Сумерки. Прежде всего, двойной Поворот ключа в замке. Мне кажется, это еще усилит мое Одиночество и воздвигнет баррикады, которые отныне создадут преграду между мной и внешним миром.

Отношения между ними были слишком сложными и запутанными, поэтому теперь я беру Пример с Беллы Свон и сохраняю нейтралитет, как Швейцария.

История европейских моржей. Закат цивилизации. Усталые и бесформенные Сумерки богов. Выцветшие знамена прав Человека. Распродажа целого континента. Надвигающийся потоп. Суетливые торгаши, озабоченные лишь конъюнктурой цен. Жалкий Танец на краю вулкана. Народы, снова медленно гонимые на заклание. Овцу принесут в жертву, блохи - спасутся. Как всегда.

Так или эдак
пусть умники видят наш Мир -
я за окошком
вижу лишь рассветные зори
да лиловый сумрак вечерний…

Хагл - Уничтожение, конец.
Уничтожение старых порядков и установление новых, неукротимая Природа, бедствие, Сумерки Богов, последняя война.
Это День гнева!
Вот чего я жду.

Джанни фантастически быстро лепил. Все, что стояло у него во дворе - баловство. У него всегда Было с десяток заказов плюс Всё, что он лепил для себя. Экстаз святой Катерины, к примеру. Он играл с материалами - Дерево, бронза, мрамор, гранит. Он заставлял Металл выглядеть как Камень, камень, как дерево, дерево превращал в бронзу, но так тоже - баловался. Он всегда лепил в полный рост.
Святая Катерина у него кружилась. Церковь всегда ставит своих святых статично, а у него мрамор её робы расплескивался, разлетался вечерним платьем - роскошью тканей. Из-под убора у святой Катерины выбивались кудри и вились по щекам, по губам приоткрытым, идеальной формы губам, обвивали Слезы - мраморные, но столь настоящие, что ты верил - они прозрачны, солены и горячи. Слезы мокрили ей Губы, Глаза были закрыты, веки легки - как Крылья летучей Мыши. Как крылья летучей мышки - трепетны, ты верил - вздрагивают веки у святой Катерины в экстазе. И вся Фигура из тяжелого мрамора была невесома - вот-вот взлетит. Затанцует по воздуху.
Джанни лепил Катерину со Штази. Но столь великолепной я видел Штази лишь раз - в Италии на скале. Штази в тяжелом халате после вечернего заплыва с полотенцем на волосах, Штази Шампанское ударило в Сердце, нам по шестнадцать, Сумерки липли к нам фиолетовой сахарной ватой. Штази, зацелованная, летняя, кружилась под песни Герберта - в боли, ярости, Счастье. В боли от ужаса осознания, что, возможно, Она Никогда не потянет Больше такую Открытость, ей никогда не будет так Хорошо. В ярости, что Детство уходит, что мы с Гербертом соревновались за прозрачную девочку, но теперь она не поспевает за нами. И ей уже никогда не поспеть. В ярости, боли, что это последние лучи солнца, когда она для нас - центр. В счастье - а как без счастья на скалах Италии, когда ты вызываешь легкое Опьянение у господа и наисветлейшего из воинов его? Как без счастья?

Весенние сумерки.
Из мимо идущих никто
Домой не спешит.