Пока двигался его живой и хитрый глаз, Иуда казался простым и добрым, но когда оба
Глаза останавливались неподвижно и в старые бугры и складки собиралась
Кожа на его выпуклом лбу - являлась тягостная догадка о каких-то совсем особенных мыслях, ворочающихся под этим черепом. Совсем чужие, совсем
Особенные, совсем не имеющие языка, они глухим молчанием
Тайны окружали размышляющего Искариота, и хотелось, чтобы он поскорее начал
Говорить, шевелиться, даже лгать. Ибо сама
Ложь, сказанная человеческим языком, казалась правдою и светом перед этим безнадежно-глухим и неотзывчивым молчанием.