Персонаж: Хоггарт

Инстинкт разрушения может быть выведен из термодинамики. Жизнь - это Обман, Попытка совершить растрату, обойти Законы, вообще-то неизбежные и неумолимые; будучи изолирована от остального мира, Она тотчас вступает на Путь распада, движется по наклонной плоскости к нормальному состоянию материи, к устойчивому равновесию, которое означает Смерть. Чтобы существовать, жизнь должна подпитываться упорядоченностью, но, поскольку высокая упорядоченность нигде, кроме живой материи, не существует, жизнь обречена на самопожирание: приходится разрушать, чтобы Жить, и питаться упорядоченностью, которая годится в пищу постольку, поскольку поддается уничтожению. Не Этика, а Физика диктует этот Закон.

В Истории несчетное множество раз появлялись мыслители, которые полагали, что Процесс познания и вправду можно начать с нуля, а чистая Логика однозначно приведет к единственно правильному результату. Такая Иллюзия многих толкнула на отчаянные попытки. А ведь затея эта пустая. Невозможно начать что бы то ни Было без исходных посылок, независимо от того, осознаются они или Нет. Эти посылки задаются и биологической природой Человека, и амальгамой его культуры. Ведь Культура - это тонкий слой, вклиненный между организмами и средой обитания; культура существует лишь потому, что Среда неоднозначно диктует Поведение, при котором обеспечивается Выживание, так что всегда остается зазор для свободы выбора. Зазор, достаточно широкий, чтобы разместить в нем тысячи разных культур.

Если бы кто-нибудь сказал Марии Кюри, что через пятьдесят лет открытая ею радиоактивность приведет к появлению мегатонн и overkill'а*, то Она, может быть, не отважилась бы продолжать работу - и уж наверняка не обрела бы прежнего спокойствия духа.

У каждого великого Дела Есть свои комичные или до жалости тривиальные стороны, но отсюда не следует, будто они никакого Отношения к нему не имеют.

История человеческого познания - это ряд, имеющий в пределе Бесконечность, а Философия пытается до этого предела добраться одним прыжком, коротким замыканием, дающим Уверенность в совершенном и непоколебимом знании. Тем временем Наука движется мелким шагом, по-черепашьи, а то и во Все, казалось бы, топчется на месте, но в конце концов добирается до последних рубежей, до окончательной Границы разума, проведенной философами, и, не замечая никаких пограничных столбов, преспокойно идет себе дальше.
Ну разве могли Философы не впасть в Отчаяние? Одной из форм такого отчаяния был позитивизм с его весьма специфической агрессивностью: он выдавал себя за верного союзника науки, будучи, в сущности, ее ликвидатором. Надлежало подвергнуть примерному наказанию все то, что разъедало и подтачивало философию, обращая в Ничто Великие Открытия, - и позитивизм, этот мнимый поборник науки, не замедлил вынести ей Приговор, заявив, что наука в действительности Ничего не может открыть, ведь Она - всего лишь сокращенная запись опыта. Позитивизм попытался оседлать науку, заставив ее признать свое Бессилие во всем, что относится к области трансцендентного (что ему, впрочем, так и не удалось).
История философии Есть история последовательных отступлений. Сначала она стремилась открыть абсолютные категории мироздания, Потом - абсолютные категории разума, а тем временем, по мере накопления знаний, все яснее замечалась ее Беспомощность. Ведь каждый философ поневоле объявлял себя самого абсолютным образцом человеческого рода и даже всех возможных разумных существ. Напротив, наука - это как раз трансценденция опыта, сокрушающая в Прах вчерашние категории мышления; Вчера пало абсолютное Пространство и Время, сегодня рушится якобы вечная противоположность между аналитическими и синтетическими суждениями, между предопределенностью и случайностью. Но почему-то ни одному из философов не приходило в голову, что не слишком благоразумно выводить из правил собственного мышления Законы, действительные для всех людей и всего человечества - от эолита до эпохи угасания солнц.
Выражусь более резко: подставлять в умозаключениях себя в качестве искомой общечеловеческой нормы - значит поступать безответственно. Стремление понять "все", на которое при этом ссылаются, имеет разве что психологическую Ценность. Поэтому философия гораздо Больше говорит о людских надеждах, страхах, влечениях, чем о тайнах абсолютно равнодушного к нам мироздания, которое лишь однодневкам кажется царством вечных и неизменных законов.
Даже Если мы познали такие законы, которых никакой Прогресс не отменит, мы не можем отличить их от тех которые будут заменены другими. Потому в философах я видел лишь людей, движимых любопытством, а не глашатаев истины. Разве, формулируя тезисы о категорических императивах или об отношении мышления к восприятию, они начинали добросовестно расспрашивать бесчисленных представителей человеческого рода? Да Нет же - они спрашивали себя и только себя, раз за разом короновали собственную персону, выдавая ее за Образец Человека разумного. Именно это возмущало меня и мешало читать даже самые глубокие философские сочинения: не успев открыть книгу, я натыкался на Вещи, очевидные для автора, но не для меня; с этой минуты он обращался к самому себе, на себя самого ссылался, а значит, утрачивал Право высказывать Суждения, истинные для меня и тем более - для всех остальных двуногих. населяющих нашу планету.

Мы привыкли к ясной, простой Ситуации, когда Все неопознанное и темное простирается перед сплошным фронтом науки, а все завоеванное и понятное служит ей тылом. Но по сути, безразлично, таится ли неведомое в лоне природы или погребено в каталогах никем не посещаемых книгохранилищ, - то, что не включено в кровообращение науки, не оплодотворяет её, все равно, что не существует. В любую эпоху способность науки воспринять радикально новый подход к явлениям не слишком-то велика. Сумасшествие и Самоубийство одного из создателей термодинамики - лишь Один из примеров тому*.

И Почему это без водительских прав Запрещено разъезжать по дорогам, а вот людям, начисто лишенным порядочности - о знаниях я и не говорю, - позволено печатать свои сочинения беспрепятственно и в любых количестве? Инфляция печатного Слова отчасти вызвана экспоненциальным возрастанием количества пишущих, но издательской политикой - тоже. Детство нашей цивилизации Было временем, когда читать и писать умели лишь Избранные, по-настоящему образованные Люди. Этот критерий сохранял силу и после Изобретения книгопечатания; и хотя сочинения глупцов Иногда издавались (тут Ничего не поделаешь), их число еще не было астрономическим - не то что теперь. В разливе макулатуры тонут действительно ценные публикации: ведь легче отыскать одну хорошую книгу среди десяти никудышных, чем тысячу - среди миллиона.

В науке существуют реальные Знания и знания, создающие Духовный Комфорт; они не обязательно совпадают. В науках о человеке различение двух этих видов почти невозможно. Мы Ничего не знаем так скверно, как самих себя, - не потому ли, что, пытаясь узнать, и узнать достоверно, что именно сформировало Человека, мы заранее исключаем Возможность сочетания глубочайшей необходимости с нелепейшими случайностями?

Мысль о Создателе, который попросту забавлялся, весьма привлекательна, но тут мы входим в порочный круг: мы готовы сч Есть Творца злонамеренным не потому, что он сотворил нас такими, а потому что сами мы злонамеренны. А ведь Если Человек так ничтожен, так неприметен перед лицом Мироздания, как об этом говорит нам Наука, то манихейский Миф - очевидная несообразность. Скажу, иначе: если Мир действительно сотворен (чего я, впрочем, не допускаю), необходимый Уровень знаний несовместим с туповатыми шутками. Ибо - в этом, собственно, и состоит мое кредо - Нет и не может быть идеально мудрого зла. Разум говорит Мне, что Творец не может быть мелким пакостником, иллюзионистом, который подсмеивается над тем, что творит. То, что мы принимаем за злонамеренность, - возможно, обычный просчет, ошибка; но тогда мы приходим к еще не существующей теологии ущербных божеств. А Область их созидательной деятельности - та же самая, в которой творю я сам, то есть вероятностная Статистика.

Граммофонная пластинка, на которой запечатлено ангельское Пение, в нравственном отношении ничуть не Лучше, чем та, на которой записан звериный рев. С точки зрения Детерминизм тот, Кто хотел и мог стать лучше, был обречен на это заранее, и точно так же была предрешена Судьба того, кто хотел и мог стать лучше, был обречен на это заранее, и точно так же была предрешена судьба того, кто хотел, но не смог - иди даже не пытался - захотеть. Заключение это ложно; Звуки борьбы, записанные на пластинке, совсем не то, что Борьба реальная.

Не на всех известных людей позволяется Смотреть одинаково. Скажем, считается вполне допустимым выискивать человеческие Слабости у знаменитых художников и артистов, и некоторые биографы, похоже, даже считают, что Душа артиста не должна быть чужда мелких подлостей. Но в отношении великих ученых Все еще действует прежний стереотип. В людях искусства мы уже научились Видеть душу, прикованную к телу; литературоведу позволено Говорить о гомосексуализме Оскара Уайльда, но Трудно представить себе науковеда, который под тем же углом взглянул бы на создателей физики. Нам подавай непреклонных, безгрешных ученых. а исторические Перемены в их биографии сводятся к перемене мест пребывания. Политик может оказаться мерзавцем, оставаясь великим политиком, но гениальный мерзавец - это внутреннее противоречие: Гениальность перечеркивается подлостью. Так гласит все еще не отмененный канон.