Персонаж: Некрасов

К поэту летал соловей по ночам,
Как в Небо Луна выплывала,
И Вместе с поэтом он пел - и певцам
Внимая, Природа смолкала.
Потом соловей - повествует Народ -
Летал сюда каждое лето:
И свищет, и плачет, и словно зовет
К забытому другу поэта!
Но умер Поэт - прилетать перестал
Пернатый певец... Полный горя,
С тех пор кипарис сиротою стоял,
Внимая лишь рокоту моря.

- Парень он геройский! А Рост? Ну что же рост... Недаром говорят, что мал клоп, да вонюч. Геройством берёт. Как Всё равно этот самый - полководец... Ты древнюю историю изучал когда-нибудь, Некрасов?
- Чего не знаю, того не знаю, хвалиться не буду.
- Напрасно не учил, Некрасов, напрасно... Вот, к примеру, в старину был такой знаменитейший полководец. … Александр Македонсков. О какая его Фамилия, хай ему сто чертей…Так о тож его заповедь насчёт противника была такая - пришёл, увидел и наследил! А наследит, собачий Сын, бывало так, что Противник после этого лет сто чихает, никак не опомнится!

- Ты Лучше про свою тайную Болезнь расскажи!
- Смеяться тут не над чем. Тут Смех - плохой.
- У меня, Если хочешь знать, окопная болезнь, вот что!
- Это что ж такое, Некрасов? Что-нибудь такое вот, этакое?
- Нет, это вовсе не то, о чем вы по своей Глупости думаете. Это болезнь не телесная, а мозговая.
- Мозговая! Да у Тебя же не может быть такой болезни-то! Ей же обосноваться-то не на чем! Некрасов! Ведь почвы же нету...
- А какая Она из себя? Ну говори, чего тянешь!
- Видишь, как оно получилось... Весной, помнишь, Лопахин? Когда перегруппировка шла, двигались мы вдоль фронта, ночевали в Семёновке. Сотни полторы в одной избе набилось. Спали и валетами, и сидя, и по-всякому. В избе духота, жарища, надышали - сил нет. Просыпаюсь я по мелкой нужде и возомнилось Мне, будто я в землянке, и чтобы мне выйти - нужно по ступенькам подняться. В памяти был, точно помню, а полез на печку. А на печке - ветхая старуха спала. Ей-то старухе лет девяносто или сто. Она уже от старости вся мохом взялась.
<...>
Понятное Дело, что эта старуха сдуру возомнила... Стою я на приступке печи, а она, божья старушка, рухлядь этакая шелудивая, спросонок, да с испугу, Конечно, разволновалась, и этак жалостно говорит: «Кормилец Мой, ты что же это удумал, проклятый Сын?» А сама мне валенком в морду тычет. И смех и Грех, ей богу. Я говорю: " Бабушка, извини ты меня, ради Христа! Не шуми. И перестань ногами махать, а то, не ровен Час, они у тебя при твоей старости отвяжутся. Извиняюсь, говорю, бабушка, что потревожил тебя, но только ты за свою Невинность ничуть не беспокойся, Холера тебя возьми". С тем и слез.
- Со старушки?
- С приступка, Дурак!