Автор цитат: Сергей Петрович Капица

Мир погубит не атом и не Рак, а жадный Дурак...

Хороший Вопрос: как учить - знаниям или пониманию? Вся моя педагогическая Практика на физтехе показывает, что учить Надо пониманию. В нашем институте начали это физики, Потом это распространилось по другим факультетам. У нас не Было билетов, на экзамен можно было приходить с любыми пособиями и записями, конспектами, но нельзя было советоваться с товарищем. Человек обычно приходил с вопросом, который он сам приготовил и рассказывал, что он понимает в этом предмете. Было нелегко научить и студентов, и преподавателей, но это была наша Цель. Потому что Знания очень легко получить - из интернета, из разных источников, их слишком много, и они слишком подвижны, а Понимание - это то, что остается. Это Хорошо выразил Вацлав Гавел, Президент Чехии, диссидент: «Чем Больше я знаю, тем меньше я понимаю». Он очень афористически выразил этот Разрыв между уровнем знания и уровнем понимания. Основная Задача настоящего образования - научить пониманию.

Свобода кончается Там, где начинается Ответственность.

Вопрос о существовании Бога для большинства верующих сродни знаменитому высказыванию Тертулиана: «я верую, ибо это абсурдно», и всякая Попытка испытывать веру знанием приводит в Тупик. Это очень сложная психологическая вещь. С моей точки зрения, Есть эволюционная предрасположенность к этому, в смысле эволюции культуры. Истинно Верующие Люди обращены в себя, это для них важно, это их Философия, их Взгляд на Мир. И они менее всего публичны, насколько я видел серьезных и ответственно верующих.

Но, Конечно, самое Интересное - нырять на Большом барьерном рифе. Как магометанин должен совершить хадж в Мекку, так подводник должен хоть раз в Жизни погрузиться на Большом барьерном рифе.

Что роднит ученого и художника, изобретателя и артиста? Что роднит всех людей, отдающих себя творчеству? Непрерывный Поиск нового - новых форм и новых фактов, новых закономерностей и новых средств выразительности. Их всех роднит Стремление постичь то, чего ещё Никто не знает, показать своим современникам и потомкам Мир таким, каким его никто до сих пор не мог Видеть.

Действительно, Музей - это замечательное Место для съёмки, и когда зашел Разговор о Плисецкой, то я подумал, что Хорошо Было бы снять её в Эрмитаже. Но Майе не подходит Эрмитаж, Она не Женщина XVIII века, её Надо снимать в другом интерьере, и тогда Мне пришло в голову сделать это в Пушкинском музее. <...> Меня не так пугал разговор, как то, что я должен двигаться - по длинной лестнице о трёх маршах, долго идти с великой танцовщицей, которая движением может выразить Всё, но мне помочь не может. Мгновение съёмки приближается. Наконец Команда: «Мотор!» Мы пошли. Я ужасно волновался, однако чувствую, что Майя Михайловна идёт так, как надо, - она это умеет и делает Лучше всех. Я уже смелее иду Рядом и веду так называемую непринужденную беседу. К счастью, Звук не записывался, только проход. Мы доходим до середины лестницы, и вдруг - «Стоп!» Нас остановили: из бокового входа появилась уборщица с ведром и веником. Кадр был нарушен. Нас вернули на исходную позицию, Все были расстроены: съёмка начинается с накладки. Надо идти снова, теперь нам уже легче и у нас Есть о чём поговорить. Майя мне рассказывает, что аналогичная История у нее была на съемках фильма в русской деревне. Режиссером был француз. Во Время съемок на заднем плане появился некий незапланированный Персонаж. Режиссер остановил камеру и попросил через переводчика сказать, что, мол, прошу господина на заднем плане покинуть съёмочную площадку. Переводчик через громкую Связь это объявляет - Ноль внимания. Режиссер вновь настоятельно просит господина покинуть площадку. Снова ноль внимания. Тем временем мы продолжаем подниматься наверх, мы уже совсем близко от камеры. Тогда переводчик берет Дело на себя, и говорит: «Эй ты Там, иди отсюда на…» - и это мне Майя рассказывает Громко, чётко артикулируя. Я к ней поворачиваюсь и говорю: «Знаете, Майя, Один процент наших зрителей - глухонемые, которые умеют читать по губам…» И под эту реплику мы вышли из кадра. Этот кадр так и поставили в передачу, и мы получили десятки писем от глухонемых: «Как вы разрешили Майе Плисецкой так Выражаться на Центральном телевидении!»

Мы смонтировали две передачи о том, как спасти страну при помощи инноваций и коренных изменений. <...> В Понедельник Было заседание коллегии Госплана, посвященное экономике Сибири, на которое был приглашен Аганбегян. Выступал Байбаков, и половина его выступления была посвящена проклятиям в Адрес Аганбегяна, ну и частично - меня. Он говорил, что передача эта - совершенно безответственное Дело, мы раскрыли государственную тайну, дезинформировали советский Народ о состоянии нашей экономики, совершив идеологическую диверсию. В результате было организовано две комиссии: Одна - со стороны КГБ - по вопросу разглашения государственной Тайны, а вторая - со стороны ЦК - об идеологической ошибке на центральном телевидении. Приходят Эти комиссии, а им предъявляют полную стенограмму передачи с визой и печатью Госплана! Правая рука не знает, что делает левая! И ведь Никто не требовал от нас этой визы, просто у меня было счастливое Прозрение. Началось Расследование комиссий. <...> Когда Надо было подводить черту под расследованием комиссий, нас - меня и Николаева - вызвали к зампреду Гостелерадио Владимиру Ивановичу Попову. Я его знал, мы с ним в Теннис играли. Мы явились к нему в кабинет, и он стал нам выговаривать, как мальчишкам, которые спалили физкабинет, перебили окна и вообще сделали что-то совершенно неподобающее. «Как вы безответственны! Страна в таком положении! Зачем вы лезете в экономику? Рассказывайте Лучше про свои галактики и одуванчики». <...> Когда мы пошли к выходу через весь громадный кабинет с двойными дверями, он пошел нас провожать, непонятная такая куртуазность. И когда я уже выходил из комнаты, Попов меня похлопал по плечу и говорит: «Знаешь, Сергей, вы Все Правильно сделали». Время было тогда непонятное, у власти был Черненко.

Меня часто спрашивают, была ли у нас Цензура. И была и не была. Я уже рассказывал, как была устроена цензура при Галилее. Так вот, точно так же Было и у нас. Надо было представить своего рода клятвенное заявление, что в материалах Нет Ничего противного вере и Отечеству, и ещё заявление специальной комиссии экспертов, что передача удовлетворяет таким-то требованиям. Этих требований был целый том, и эксперты знали их в той области, за которую отвечали. Я помню, например, что нельзя было показывать в кадре половозрелых крабов. Потому что тогда было Разное Законодательство, касающееся ползающих и плавающих морских тварей. Пока крабы плавают, они Рыбы, а когда они ползают, то это другое. И поскольку половозрелые крабы могут и ползать и плавать, становится непонятно, что это такое и какие Правила к ним применимы. Я столкнулся с этим, потому что в нашем подводном фильме были крабы. Когда меня пригласили работать на Телевидение, Мне сказали: «Вы Всё знаете про половозрелых крабов и прочее, и вы должны сами за всё отвечать, а мы будем за вами Смотреть». Это самая разумная Система, и у меня практически Никогда не было серьёзных затруднений с цензурой, разве что Один раз с военными, когда я рассказывал про ускорители, тогда мощные ускорители рассматривались как космическое Оружие. Мне сказали: «Вы нарушили, нельзя было об этом рассказывать». - «Ну, покажите, что именно было нельзя Говорить?» - «Нет, не можем, это Секрет». На этом мы и разошлись. Такие были Времена.

Мы начали беседу. Она длилась немногим более часа и представляла исключительно интересный и поучительный Разговор двух опытнейших знатоков своего Дела. Оба, и Леонтьев и Иноземцев, были абсолютно точны в своем разговоре. Основной Смысл состоял в том, что Есть две экономики: плановая - директивная, и рыночная. Василий Васильевич предложил красивый Образ: рыночная Экономика - это парусный корабль в открытом Море. Если положиться только на Ветер, корабль занесет совсем не туда, куда нужно. Искусство капитана в том и состоит, чтобы, используя стихийную силу ветра, направить корабль по верному пути. В этом был его главный тезис - управляемая рыночная экономика.

При подготовке Книги [« Жизнь науки»] у меня возникали Сомнения, следует ли затрагивать в ней Казнь Лавуазье. Лев Андреевич [Арцимович] считал, что даже о неприятных событиях прошлого Надо писать прямо, давая им чёткую оценку, уметь Видеть Главное и быть выше мелких страстей. Он так сформулировал заключительный этап в биографии великого химика: «В период якобинской диктатуры Лавуазье Вместе с 27 другими откупщиками был арестован. Он был приговорен трибуналом к смертной казни и через три дня, 8 мая 1794 Года, гильотинирован, несмотря на Все попытки Жены и влиятельных Друзей спасти ученого. Лагранж, присутствовавший на казни своего Друга, заметил: «В Один Момент мы лишились головы, и пройдет, быть может, ещё 100 лет, Пока появится ещё такая». При вынесении приговора судья, движимый, по-видимому, ещё и чувством личной мести, заявил, что «республика не нуждается в учёных, и Правосудие должно идти своим чередом».

Другой Случай был в Германии, в Мюнхене. Там Есть замечательный Музей «Deutsches Museum» («Немецкий музей»), музей Истории науки и техники, доказывающий очень точно, что Германия - Родина слонов. Его в конце XIX века основал Доктор Мюллер, он говорил, что каждый немецкий мальчик должен обязательно хотя бы раз побывать в «Немецком музее». Это действительно Храм науки, оплот немецкой науки и техники, так, закону Ома посвящен целый зал. Наш Политехнический музей - это в некотором роде копия «Немецкого музея», он даже внешне очень похож на него. В этом музее я искал портреты немецких ученых, в частности хотел найти Эйнштейна, но обнаружил лишь две жалкие фотографии. Я спросил хранителя, Почему? «Ну, вы понимаете, были Обстоятельства...» А ведь это уже 1972 Год!

Любопытный эпизод: Мне нужен был Портрет Гука - современника Ньютона, который написал книгу об основах микроскопии «Микрография». Ищу в литературе - нигде портрета Гука Нет. Хотя иконография Ньютона - его современника - содержит 37 портретов. А Гука - нет. Я написал в Лондонское Королевское Общество, которое Гук основал. Мне ответили, да, действительно, портретов Гука нигде нет, ни скульптурных, ни живописных, потому что когда тот умер, Ньютон, который в то Время был президентом Королевского общества, велел Все его портреты сжечь. Пришлось поместить вместо портрета Гука титульный лист его сочинения. Ньютон вообще был несносным человеком: не терпел Никого Рядом с собой. Поэтому не создал школы, был Один - и Всё. Это привело к тому, что английская Наука после Ньютона пришла в Упадок на весь XVIII Век. Ньютон очень долго прожил, Больше 80 лет, и под Конец Жизни занялся теологией, причём это Было очень похоже на Ересь: он усомнился в догмате Троицы. В то время в Англии шли Борьба с папством и Утверждение англиканской церкви, и тех, Кто допускал малейшую критику церкви, немилосердно истребляли - это было как троцкизм у нас. Ньютон жил и работал в Кембридже, Друзья понимали его Значение и перевели его в Лондон, где они могли присмотреть, чтобы он не слишком вдавался в вольномыслие. Его назначили членом Парламента, он выступил только раз, попросив закрыть Окно, из которого дуло. Потом его как абсолютно честного Человека сделали директором монетного двора. Талант Ньютона проявился и на этом поприще: он укрепил денежное Обращение, и при нём чуть ли не в пять раз увеличилось Производство монет и по его экспертизе семь фальшивомонетчиков были повешены. Но науку он подавил, считая, что он уже всё сделал, и больше Ничего не Надо.

Когда Ленин изгнал из страны на пароходе сто философов и обществоведов, которые его не устраивали по идеологическим соображениям, Все кричали: ах, какой Ужас, что он сделал! А когда десятки тысяч первоклассно образованных ученых вынуждены были покинуть страну, это не сочли чрезвычайным событием. Почти все среднее Поколение ученых выбито.