Автор цитат: Осип Эмильевич Мандельштам

Хорошая стрела готической колокольни - злая, потому что весь её Смысл - уколоть Небо, попрекнуть его тем, что оно Пусто.

Мёртвый соловей Никого не научит Петь.

У исторических событий Нет режиссёра.

Самосострадание - паразитическое Чувство, тлетворное для Души и организма.

Я по лесенке приставной
Лез на всклоченный сеновал, -
Я дышал звезд млечных трухой,
Колтуном пространства дышал.
И подумал: Зачем будить
Удлиненных звучаний рой,
В этой вечной склоке ловить
Эолийский чудесный строй?
Звезд в ковше медведицы семь.
Добрых чувств на земле пять.
Набухает, звенит темь
И растет и звенит опять.
Распряженный огромный воз
Поперек вселенной торчит.
Сеновала древний хаос
Защекочет, запорошит…

И до чего хочу я разыграться,
Разговориться, выговорить правду,
Послать хандру к туману, к бесу, к ляду,
Взять за руку кого-нибудь: - Будь ласков, -
Сказать ему, - нам по пути с тобой.

Ещё меня ругают за глаза
на языке трамвайных перебранок,
в котором Нет ни смысла, ни аза:
- Такой-сякой! - Ну что ж, я извиняюсь,
Но в глубине ничуть не изменяюсь...

Пора вам знать, я тоже современник,
Я Человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на Мне топорщится пиджак,
Как я ступать и Говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!

Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной...

Я ненавижу свет
Однообразных звезд.
Здравствуй, Мой давний Бред, -
Башни стрельчатый рост!
Кружевом, Камень, будь
И паутиной стань,
Неба пустую грудь
Тонкой иглою рань.
Будет и мой черед -
Чую размах крыла.
Так - но куда уйдет
Мысли живой стрела?
Или свой Путь и срок
Я, исчерпав, вернусь:
Там - я Любить не мог,
Здесь - я любить боюсь...

Не спрашивай: ты знаешь,
Что Нежность безотчётна,
И как ты называешь
Мой Трепет - Всё равно;
И для чего признанье,
Когда бесповоротно
Мое существованье
Тобою решено?
Дай руку Мне. Что страсти?
Танцующие змеи.
И Таинство их власти -
Убийственный магнит!
И, змей тревожный танец
Остановить не смея,
Я созерцаю глянец
Девических ланит.

Греки сбондили Елену
По волнам,
Ну а Мне - солёной пеной
По губам.
По губам меня помажет
Пустота,
Строгий кукиш мне покажет
Нищета.
Ой ли, так ли, дуй ли, вей ли,
Всё равно.
Ангел Мэри, пей коктейли,
Дуй вино!
Я скажу тебе с последней
Прямотой:
Всё лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел Мой.

Из омута злого и вязкого
Я вырос, тростинкой шурша,
И страстно, и томно, и ласково
Запретною жизнью дыша.
И никну, никем не замеченный,
В холодный и топкий приют,
Приветственным шелестом встреченный
Короткиx осенниx минут.
Я счастлив жестокой обидою,
И в Жизни поxожей на сон,
Я Каждому тайно завидую
И в каждого тайно влюблен.

Где римский судия судил чужой народ,
Стоит базилика, - и, радостный и первый,
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдает себя снаружи тайный план:
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная Стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный Лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой Рядом - дуб, и всюду Царь - отвес.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра,
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь Прекрасное создам.